Что конкретно я уточнять не стала. Спать хотелось уже с невероятной силой, а мне еще этого героя домой отваживать.
Кое-как заставив умостившегося на краю кровати Федю подняться, я невольно представила сколько придется отдать таксисту за простой и поморщилась. Остается только давить на совесть господина Бероева и требовать свои кровные обратно. Ни с Федьки же брать, право слово. Бородач явно беден, аки церковная мышь.
Да и я, конечно, не обеднею с этих нескольких тысяч, но сам факт! Мы его высочество тащили на своих горбах, довезли в целости и сохранности, ни разу нигде головой не приложив. Долг платежом красен.
Пока размышляла, мы благополучно успели вернуться к моему дому. И Федька задрых, положив голову мне на плече. Натурально так, пугая раскатами своего храпа водителя, родом откуда-то с центральной Азии.
Таксист дрожал как осиновый лист на ветру, то и дело косился на спящего медведя и, видимо, молился, чтобы эти суровые русские не устроили ему разборки.
— Федь, — попыталась растолкать, но какой-там. Дрых, словно сурок. — Федя!
Промычал что-то, но категорически отказался открывать глаза. Если он блефует так, я его убью. С особой жестокостью!
— Поможете? Одна не утащу, — вздохнула тяжело и на водителя бросила глубоко печальный взгляд.
Ну, давай же! Не разочаруешь же ты меня и не бросишь даму в беде?!
— Заплачу, — фыркнула, когда реакции не последовало.
Волшебное, однако, слово. Восточного мужчину с водительского сиденья, как корова языком слизала. Я оглянуться не успела, как Федю вытащили из авто, и потянули к подъезду. Пришлось выползать, как можно быстрее, бежать наперерез, чтобы быть на шаг впереди и открывать двери.
Матильда, увидав незваных гостей, зашкерилась за шкаф, включая на всю мощность кошачью сирену. Благо, зная о такой её особенности, я еще на стадии ремонта сделала звукоизоляцию. Иначе, меня бы точно четвертовали соседи.
— Хозяйка, — подал голос мужичек с ноготок. — Куда?
— Сюда, — пальцем ткнула в сторону дивана и, дождавшись пока второго за сегодня готового «клиента» сгрузят на мягкую мебель, вытащила кошелек.
— Сколько?
— Пять, — растопырил ладошку мужчина.
— Ууу, — протянула. — Грабеж!
— Ууу, — повторил за мной яркий представитель восточного народа. — Спина!
— Черт с тобой, вымогатель! — расплатилась по счетам и, проводив водителя такси, закрыла за ним двери, обходя стороной шипящий шкаф.
Стянув с Фёдора обувь и подложив под голову подушку, провела тыльной стороной ладони по лбу и прошипела:
— А с тобой я завтра разберусь, паршивец!
11
Господи, почему так невероятно жарко?! Словно кто-то подключил батарею к электросети и прислонил к моей спине. А если учесть, что на улице вовсю лютует южное лето, то масштабы катастрофы становятся более ощутимы.
Вдобавок еще и тяжело. Приходится прикладывать недюжинные усилия, чтобы сделать малейший вздох.
Первой мыслю после пробуждения было, что мне поперек груди положили гирю, но стоило приоткрыть веки, как все само собой встало на свои места. Нет, это была не гиря и не батарея. Всего-то рука бородатого гада.
— Какого х…!.
— Луковка, не ори. Башка трещит, — морщится наглая рожа, но руку убирать не спешит. Скорее даже наоборот.
Фёдор подгребает меня ближе к себе и зарывшись носом в волосы, без каких-либо угрызений совести начинает сопеть. И хоть бы хны ему!
Как он вообще умудрился оказаться в моей постели?! Я же с мельчайшей точностью помню, как таксист сгрузил его на диван в гостиной. Вот именно, что в гостиной. Но никак не в мою кровать. Еще и в одних боксерах.
— Ты охамел в край?! — пытаюсь вырваться из крепкого мужского захвата, лягаясь похлеще взбрыкнувшей кобылы. — Отпусти меня немедленно. Я на тебя Матильду натравлю.
— Твоё исчадие ада, я закрыл в туалете, — зевает громила, почесывая подбородок.
— Что ты сделал с моей кошкой? — подозрительно тихо уточняю я.
Федя насторожился. И правильно сделал. Ибо ситуацию с тем, как он материализовался в моей кровати, я еще могу спустить на тормоза, но не Матильду. За эти пушистые штаны — покалечу любого. В том числе такого бугая.
— Без рук, — бородач шустро отполз на самый край кровати. — Я проснулся, а она сидит у меня на груди и смотрит своими глазищами. Попытался встать, но она прохода мне не давала! Это была самооборона!
— Расскажешь врачам в реанимации. Если сможешь разговаривать!
Услышав голос своей преданной рабыни, Матильда заголосила из санузла, выводя тоскливые рулады, в которых было вложено столько боли и обиды, что не передать словами.