— Делайте что хотите, — уже на пределе, едва ли сдерживаю прорывающее из глотки рычание. Порву как Тузик грелку!
Слышу, что в спину летит удивленное: «Чего это с ней?!» от Бероева, но внимание не обращаю. Наконец-то добираюсь до своего верного железного коня, сажусь на разгорячённую под палящим солнцем кожу водительского сидения и, стараясь не обращать внимание на парочку своих некогда ухажеров, уезжаю с парковки.
Фиг тебе теперь Фёдор, а не моя согласие!
***
На экране телевизора «Красотка», на мне шелковая розовая пижама, а в руках ведро с мороженным. Под боком громко сопит Матильда, отчего мне приходится прибавлять звук, ибо ничегошеньки не слышно.
Федя не объявлялся. Не то чтобы я сильно ждала, конечно. Ладно, чего уж там. Еще как ждала. Думала и гадала, когда же он сообразит или признается уже самому себе и мне заодно. Не мог же он с бухты-барахты решить сделать мне предложение руки и сердца?! Значит, что-то чувствовал? Или не обязательно?
Ох, женская натура. Сейчас накручу себя до такой степени, что уже никакой суд мира его не оправдает. Еще вот несколько минут любимого фильма, несколько ложек сладкой бомбы и всё! Пишите письма мелким почерком!
Звонок в дверь застает аккурат на том моменте, когда, высунув кончик языка я со всем упоением, ковыряю дно баночки, в попытках вытащить последние капли сладкого безумия. А виновник всех моих будущих лишних сантиметров на попе и не кается, небось.
На носочках, аки тигрица на охоте, крадусь к двери, чтобы прежде чем открыть дверь, глянуть в глазок. Гостей я сегодня не ждала.
Ага. Опять розы. Алые-алые. Красивые. Интересно шипы имеются?!
— Открывай. Я знаю, что ты дома.
Врешь. Нет меня. За спиной вон Ричард Гир тратит баснословные суммы на гардероб Джулии Робертс, а ко мне бородач явился, опять с веником. Куда ромашки дел то?! Они мне нравились!
— Луковица, открывай. Ты громко пыхтишь за дверью.
Кто пыхтит?! Я?!
Проворачиваю ключ в замке и резко распахиваю входную дверь, уперев кулаки в бока. Враг не пройдет!
— Милая пижамка, — ухмыляется Фёдор, обласкав взглядом моё розовое безобразие. Перехватив букет в одну руку, делает шаг вперед и подхватывает меня другой рукой, занося в квартиру, словно я легче пёрышка для него. Безобразие какое!
— Чего пришел? — хмуро уточняю. У меня там фильм в самом разгаре, не до всяких больших, наглых и бородатых!
— О! Фильм про прост*тутку! — как ни в чем ни бывало, он проходит в гостиную, небрежно швыряет букет на комод в прихожей и плюхается на мой диван, едва не придавив кошке хвост. Бедная Матильда возмущенно орет и пулей слетает с нагретого места, прячась под диван.
Вот Изольдовна, а ты еще спала на нем и на руки к нему лезла. Надеюсь, сделаешь выводы, кто любимая хозяюшка, а кто так…Пришлый тугодум!
— Федя! — я возмущена до глубины души. Он же непробиваемый напрочь! Прет как танк!
— Чего как неродная. Садись рядышком, — хлопает рукой по дивану, возле себя. — Вместе посмотрим. Я такие сопли розовые, конечно, не очень. Но если тебе нравится…
— Ты мне зубки не заговаривай! Главного я так от тебя и не услышала. Ты всё клоунаду исполняешь.
Фёдор вздыхает. Громко так с надрывом. Будто устал уже от меня неимоверно. А я и не против. Могу хоть сейчас место освободить и отправить этого страдальца в свободное плавание. Зачем мне мужик, которому я не нужна?!
Я уже и рот открываю послать его далеко и надолго, разорвав эти недоотношения. Меня попросту опережают. В два шага он оказывается рядом, разом своими медвежьими объятиями спеленав по рукам. И мне бы начать отбиваться, но с меня словно выпустили все силы, подобно воздуху из воздушного шарика. Всхлипываю, сквозь сжатые силой зубы и стою неподвижно.
— Люблю я тебя, дурочка. Люблю.
А мне бы возмутиться на дурочку, но из его уст это звучит так мило, что я начинаю реветь пуще прежнего. Своими эмоциональными качелями совсем выбил почву из-под ног.
— Эй. Ну ты чего? — берет моё лицо в свои ладони и пальчиками нежно слезинки вытирает и в глаза неотрывно смотрит. — Прости меня. Идиот я!
— Сам сообразил или подсказал кто? — сквозь всхлипы интересуюсь.
— Сам, конечно, — заверяет Федька, но потом добавляет: — Правда наводку небольшую дали.
— Точно идиот, — констатирую я, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. Дожала таки!
Были ли у меня муки совести? Нисколечко. Я хотела простых женских радостей, и я их получила. Сейчас лежу блаженной кошкой на груди у любимого, соплю носом в крепкую широкую грудь и улыбаюсь. А он волосы мои перебирает, упругие кольца кудряшек на палец наматывает. Счастье оно такое.