– Все как положено. – Теперь, по прошествии времени, события в Южном Бронксе воспринимались в некотором романтическом ореоле. – На допросах кофейком поили. С кормежкой тоже четко, по расписанию. Главное – бумага туалетная, и щетку зубную выдали. Я хотел на память забрать, но постеснялся.
Собственно, за решеткой он пробыл всего чуть больше суток, но и этот эпизод теперь из биографии не вычеркнешь.
– Повезло тебе!
– Это верно… – При ином стечении обстоятельств на Виноградова запросто могли бы навесить труп Аркадия Борисовича.
– Я так, правда, и не понял, с какого момента они вас пасли. От гостиницы?
– Раньше! Когда при обыске у той девицы кассету нашли, с прослушкой телефонного разговора. Там этот «липовый» Брайбер сам себя назвал, и голос его был… Мне Макдаффи, специальный агент из «русского отдела», перед расставанием признался, что чуть башку себе не расшиб от досады.
– Представляю… ФБР с этим беглым ментом носилось, як цей дурень с писаной торбой, а он? – Собеседник Виноградова от души забавлялся ситуацией.
– Этот Макдаффи за перебежчика персонально ручался, чуть ли не головой. Потому что были в бюро, кто с самого начала сомнения выражал… – Майор от нечего делать сверился со словарем: «брайб» по-английски значит «взятка». Сотрудник, готовивший «легенду» прикрытия и новые документы для русского, оказался провидцем.
– Вот! – Ушастый нахмурился и задрал вверх указательный палец. – Вот, молодежь, увлекаетесь, не слушаете нас, старших товарищей…
– Скорее старших… господ.
– Не важно. И они его начали пасти?
– Нет! Побоялись спугнуть. Поэтому «водили» только гостя, зато по полной программе. Зафиксировали ходку в банк и все, чем он там занимался, потом мой визит – даже, оказывается, на видео писали… Они даже не стали Шерешевина от гостиницы сопровождать – разговор-то записан, место встречи известно. Могли подготовиться.
Честно говоря, толково организованного наружного наблюдения, когда работают три-четыре мобильных бригады, Владимир Александрович все равно не заметил бы – он слишком увлечен был процессом слежки за Аркадием Борисовичем, чтобы вести еще и контрнаблюдение.
– А чего же они их вместе не повязали?
– Лопухи… Наш бывший мент половчее оказался – подхватил Шерешевина за три квартала до назначенного места. И сразу – с трассы.
– А мог и еще раньше…
– Нет, там от моста как раз участок такой, просматриваемый – дорога как на ладони. Он на нем и проверял, не идет ли сзади «хвост». Любую машину бы подозрительную срисовал сразу.
– А ты – пешочком! Ножками, ножками… – Собеседник радовался, как младенец. – Вот он на тебя внимания и не обратил. Я, помнится, тоже так же – в шестьдесят восьмом, в Чехословакии…
Пока расчувствовавшийся шеф предавался воспоминаниям о славном боевом прошлом военной разведки, Владимир Александрович снова представил себе первую и единственную встречу с тем человеком…
– Снимите наручники… Я никуда не убегу. И драться с вашими головорезами не стану – себе дороже.
– Так положено, – пожал плечами специальный агент Макдаффи. – Извините!
Они сидели в каком-то помещении, напоминавшем приемный покой ведомственной больницы. Адрес Виноградов не запомнил, но привезли его явно назад, в Манхэттен.
В дверь просунулась взъерошенная голова одного из тех, кто участвовал в задержании. Подчиненный доложил Лэсу, что снаружи ломится пресса, – во всяком случае, именно так его понял Владимир Александрович.
Макдаффи отдал распоряжение, проследил глазами за исчезающей в проеме шевелюрой и повернулся к майору:
– Вы находились непосредственно рядом с трупом. У вас в кармане обнаружен паспорт убитого. Имеются и иные, полученные вполне законным путем, данные… Вы не хотите сделать какое-либо признательное заявление?
– Бросьте! Вы же знаете, что я не убивал. Неужели упустили?
Сотрудник «русского отдела» покачал головой:
– Ваше счастье… Арестовали.
– Слава Богу! – Тут уж Виноградов не лукавил.
Снова открылась дверь, и в помещение ввели еще одного задержанного.
Строго говоря, его не ввели… Его, если можно так выразиться, втащили по воздуху. Похожие на братьев-близнецов ребята в темной форме с эмблемой специального подразделения ФБР с двух сторон поддерживали бывшего руоповца на весу – так, что даже носки туфель не касались пола. Двигались они быстро, особо не церемонясь, и безвольно опущенная голова конвоируемого то и дело перекатывалась от плеча к плечу.
Несмотря на кровавую, в половину лица, гематому, Владимир Александрович сразу узнал в задержанном беглого соотечественника.
– Вы не знакомы? – полюбопытствовал Макдаффи. Очевидно, эту встречу следовало считать заранее запланированным экспромтом.
– Только заочно… – Майор с искренним сожалением разглядывал того, за кем охотился последние две недели. Собственное незавидное положение на некоторое время беспокоить перестало, осталась только досада стрелка, лишившегося добычи.
Тот, о ком говорили, оторвал от груди подбородок – глаза у него оказались умные, злые и очень усталые. Это был хороший, матерый хищник-одиночка… Разбитая губа шевельнулась.
– Что? – не расслышал Виноградов. – Что он сказал?
Но в помещении уже теснились: врач, с ним патлатый агент из «русского отдела» и какие-то незнакомые Владимиру Александровичу мужчины и женщины в штатском.
Макдаффи коротко распорядился, и их опять оставили наедине – майор даже не заметил, в какую из многочисленных дверей «приемного покоя» утекла процессия.
– Мы пока относительно вас информацию в прессу придержали. – Специальный агент Лэс Макдаффи пересел на вращающееся кресло, однако ноги задирать на письменный столик не стал. Все-таки со времен сухого закона культура американских сыщиков несколько выросла. – Но скоро придется решать… И хотелось бы сразу определить позиции, не возражаете?