– Спасибо, теперь, кажется, запомню. – Очередной урок практического языкознания подошел к концу. Можно было заняться осмотром достопримечательностей.
Неизвестно почему – то ли из-за того, что вышли они на самую знаменитую улицу Нью-Йорка не в самом выигрышном месте, то ли из-за дождя, – но какого-то особенного трепета Бродвей у Владимира Александровича не вызвал.
Небоскребы, конечно… магазины… Но Пятая, например, по которой прошлым вечером прокатил его Рэмбо, выглядела куда шикарнее. Да и Мэдисон-авеню – тоже! Только значительно позже, навсегда покидая Америку, начал он понимать бестолковую прелесть вечерней толпы у театров, нескончаемого потока плывущих, как рыбы на нерест, машин, и даже уличные приставалы казались всего-навсего персонажами очередного веселого мюзикла. Долго потом, закрыв глаза, мог Виноградов мгновенно представить: веселое мельтешение желтых такси, неповоротливые бока «кадиллаков», тысячи тысяч опутавших ветви холеных деревьев электрических огоньков. И лица… Люди, множество разного возраста и цвета кожи людей, объединенных каким-то особенным, чисто бродвейским предвкушением неминуемого счастья. Это было потом. А на этот раз Владимир Александрович почти равнодушно следовал за своим провожатым – не медленнее и не быстрее, чем местные, занятые собой жители.
– Давай-ка побыстрее! – Они поднялись до Сорок второй улицы, и Рэмбо решил перейти на другую сторону. Мысль эта явно пришла ему в голову поздновато – светофор уже предупреждал, что торопиться не имеет смысла.
– Эх, мамочка родная… – Не хотелось казаться провинциалом, поэтому, чудом выпрыгнув из-под набравшего скорость автобуса, бравый майор очутился на противоположном тротуаре. – Здесь все так бегают?
– Нет, только когда надо провериться. – Сопровождающий не спеша, обстоятельно оглядел отсеченную потоком автомобилей публику. – Все в порядке, кажется…
– Да кому мы нужны, – не слишком уверенно пожал плечами Виноградов. – Рано еще вроде! Я слышал, у них бюрократии не меньше, чем в России.
– Дурак – понятие интернациональное… Но можно и на профессионала нарваться. Хотя здесь та же беда – ребята потолковее в коммерческие структуры подаются. На государство работать невыгодно. Аналитик из ЦРУ получает раза в три меньше, чем такой же «головастик» в банке. Да и престижа того, что раньше был, – нету! Приключения не в моде… Сюда сворачивай, налево, ч
Теперь они двигались в сторону Гудзона.
– Здесь где-то автобусный терминал? – припомнил туристическую схему Владимир Александрович. Но почти сразу потерял интерес к географии. – Ого! Нью-Йорк – город контрастов…
– Любуйся. У нас такого нет… Пока.
Всего в паре шагов от интеллектуального Карнеги-холла, можно сказать, просто в тени всемирно известных небоскребов Манхэттена, раскинул свои кварталы не менее легендарный «Пип-лэнд». Похотливо подмигивали бесчисленные вывески крохотных видеосалонов и сомнительных магазинчиков, в ассортименте имелись: видеокассеты на любой вкус, экипировка для самых фантастических способов удовлетворения половых страстей и отдельные кабинки, в которых всего за двадцать пять центов разрешалось целую минуту любоваться отрывками из порнографических фильмов.
Пахло жареными сосисками и развратом, но ни то ни другое активного неприятия не вызывало.
– Хочешь заглянуть? Время позволяет.
– Да не знаю даже, – смутился Виноградов. Собственно, ничего против он не имел – чисто в познавательных целях, разумеется. – Как-то с одной стороны… Сорри?
Чуть поодаль от входа в очередной «эротический театр с живыми девочками» на пути Владимира Александровича оказалась довольно смазливая мулатка.
– Она спрашивает, не хочешь ли ты потрогать? – перевел Рэмбо.
– Чего потрогать? – растерялся майор.
Понявшая все без перевода девица откинула полы плаща и продемонстрировала, что именно может потрогать любой желающий.
– И сколько это стоит? – коронной фразой из лексикона советских моряков отреагировал Виноградов.
– Пятерку всего, – заверила собеседница.
– Знаешь, за пять долларов ты сама у меня потрогай! – обиделся Владимир Александрович. Вероятно, это прозвучало небезупречно с точки зрения грамматики. Зато от души.
В растрепанных чувствах Рэмбо и Виноградов проследовали дальше.
– Надо же… Среди бела, можно сказать, дня.
– Вообще-то, у них здесь проституция запрещена. Очень строго наказывается, запросто можно в тюрягу загреметь. Причем не только девка влетает, но и клиент! Так сказать, за поощрение и соучастие. – Почувствовав некоторое недоверие со стороны спутника, искушенный в местных реалиях Рэмбо продолжил: – А ты знаешь, что здесь спиртным по воскресеньям не торгуют напрочь? Хоть тресни… Хуже, чем у нас при Горбачеве. А если кого застукают, что несовершеннолетнему продал, – все, кранты. Лицензии лишат моментом, без разговоров. Формально, если ты даже пиво из банки в садике пьешь, могут арестовать за оскорбление общественной нравственности.
Виноградов молча кивал – а что тут скажешь?
Так, незаметно, они пересекли Восьмую авеню и зашагали, как здесь выражаются, «вверх», на север.
– Вон, ты спрашивал, автобусный вокзал. Отсюда завтра поедем…
– Там вроде Гарлем дальше? Говорят, опасно?
На Рэмбо теоретические познания гостя впечатления не произвели:
– Не так страшен черт… Впрочем, пешком отсюда можно, конечно, дойти – к утру! Если прямо и никуда не сворачивать. Но нам поближе надо.
– Это хорошо. – Владимир Александрович не очень любил осматривать достопримечательности из окон экскурсионных автобусов. Он считал, что новые города следует узнавать пятками, но одно дело туризм, а другое… Честно говоря, он несколько устал и проголодался. – Это очень неплохо, что поближе.
С каждым пройденным кварталом облик Манхэттена стремительно менялся. Теперь вокруг спутников теснились закопченные корпуса каких-то фабрик, складские заборы и гаражи. С набережной дуло, прохожих становилось все меньше, а мусора на тротуарах – все больше.
Стемнело. Наконец Рэмбо скомандовал:
– Постоим! Покурим…
Естественно, ни тот ни другой за сигаретами в карман не полезли.
– Чисто? Как ты думаешь? – Там, дома, Владимир Александрович почувствовал бы слежку на уровне подсознания. Здесь – лучше было положиться на опыт спутника.
– Вроде не пасут… Дама ждет-дожидается нас! – Проследив за направлением кивка, Виноградов увидел припаркованную среди многочисленных автомобилей «тойоту». Под «дворник» кто-то уже просунул пестрый рекламный буклетик. – Двинулись.
Ресторанчик оказался японский, из недорогих. Приняв у посетителей одежду, стриженая тетечка в абсолютно современном джинсовом сарафане сноровисто уволокла пальто и куртку в темную глубь гардероба – и тут же вернулась, протягивая жетончики.
– Ей уже нужно давать чаевые? – Виноградов все путался в местных традициях. Особенно это касаюсь неизбежных встреч с представителями разнообразного сервиса: официантами, таксистами, подносчиками багажа.
– Пока нет, – отрицательно помотал головой провожатый. Вслед за возникшим из небытия улыбающимся потомком самурая они прошли в небольшой, столиков на пять-шесть, зал. Глаза постепенно привыкали к уютному полумраку.
– Добрый вечер. Позволю себе вас познакомить – Володя! А это – очаровательная Оля…
– Очень приятно.
– Здравствуйте. – Голос у Ольги оказался очень симпатичным. Как и все остальное – фигурка, глаза, волосы до плеч… Виноградов решил, что новая знакомая на редкость привлекательна. Впрочем, возможно, тут сказывалось почти недельное воздержание.
– Мы присядем? – Тот, кого Владимир Александрович называл Рэмбо, уже занял место лицом к выходу.
– Интересно, Сереженька, что бы ты стал делать, если бы я сказала «нет»? – прищурилась девушка, и из этой фразы Виноградов сделал сразу два вывода. Во-первых, что спутника знали здесь под его настоящим именем, а во-вторых – собеседнице не чужда ирония. Как известно, считающаяся верной спутницей ума.