— Опять?!
Луч мелькнул в опасной близости от Николая. Он распрямился и не контратаковал.
Перед ним возникли десантники-арктурианцы. Интересно, что их занесло так далеко от дома? Поиски кисенита — понятно. Но ведь не могли они оказаться здесь столь своевременно.
— Привет, парни. — Он избавил лицо от копоти и крови.
— Бросить оружие! Лечь на пол! — Патрульные взяли его на прицел. В их намерениях сомневаться не приходилось. Под тактическими шлемами холодные злые лица, в глазах служебное рвение и толика страха.
Николай лег. Чья-то нога уперлась ему меж лопаток, руки заломили за спину — в полном соответствии с процедурой захвата. Он терпел — секунд пять. Потом давление извне, как ни странно, исчезло. Морщась, он перевернулся лицом вверх.
— Крейн.
Охотник, без видимых усилий держа арктурианца на весу, глянул на коллегу:
— Подъем, Ник… Этот кособокий, ничего себе не напозволял?
— Так, самую малость. — Николай приподнялся.
Опомнившись, десантники вскинули лимы. И вздрогнули от двух щелчков предохранителей. Медленно повернулись к стеновому разлому, в котором с самой пессимистичной миной на лице расположился Тодопиус. Кисло улыбаясь, он целился в ближайших патрульных из антиматов. А антиматы штука такая — увидишь не с того конца и может случиться неприятность.
— А там, в комплексе, этих вояк еще полно. — Гигант огорченно вздохнул. — Жаль. Нет, правда…
— У нас приказ командования, — рискнул сказать арктурианский офицер. — Этот человек задержан.
— Еще никто не брал Охотника так, — процедил Крейн. — Вы знаете устав…
— Что здесь происходит?! — В центр управления ворвался Атрат; за ним маячил крупногабаритный силуэт Гранатова. Вновь Гранатов — да что же такое… Подойдя к подопечным, куратор прошипел: — Вы что, интергалактический конфликт пытаетесь развязать?
— Нет. — Крейн не выказал и грана эмоций.
Атрат перевел дыхание:
— Ник, как ты?
— Процентов на 20… Что тут делают арктурианцы?
— Их крейсер направлялся в ЦУКОБ, когда поступил твой сигнал. Находясь в сороковом секторе, они немедля изменили курс. Ничего странного.
— Да?
— Да. — Куратор жестом руки подозвал командира десантной группы. — Забирайте. Только без вольностей, ясно.
— Еще минутку. — Николай кивнул сумрачному Гранатову.
— Валяй. — Хольгон предельно холодным взглядом подавил возражения офицера.
— Отойдем.
Двухметровая зона пустоты, свобода для краткой беседы — немного, конечно. Николай постарался улыбнуться; боли он отдастся позже, когда останется один.
— Слушаю, — не выдержал УКОБовец.
Ради чего он носится по галактике за чужим человеком? Ответственность? Долг? Наличие свободного времени? Николай подавил обилие вопросов. Время расставит акценты.
— У вас есть семья?
— Жена, сын и дочь. А что?
— Ничего. У меня к вам личная просьба. Найдется листок бумаги и ручка?
Гранатов достал из внутреннего кармана потрепанный блокнот. И неожиданно пустился в объяснения:
— Бумага кажется мне…
— Код авторизации моего корабля. — Николай вернул листок хозяину. — Найдете по маяку…
— Найдем.
— Там моя, э-э… напарница. Позаботьтесь о ней.
— Обещаю. — Взгляд Гранатова тверд и искренен. — Под личную ответственность.
— Когда проникните на корабль, она скорее всего начнет стрелять, но вы ее уговорите… У вас ведь дар.
Гранатов тяжело переступил с ноги на ногу, но взгляда не опустил. Молча кивнул.
— И еще… — Краем глаза Николай заметил приближение офицера. — Научите ее готовить что ли.
Сухо щелкнули наручники.
Глава 18
Темнота, холодные прикосновения камня, мертвая тишина — беспросветное существование. Карцер. Одиночество. Николай отжался в пятьдесят седьмой раз; более интересного занятия он придумать не смог. Темнота давила, тонкими щупальцами прокрадывалась в душу и растекалась льдом — лишала воли, скрадывала надежду.
Острые каменные грани неприятно давили на ладони. За два месяца одиночного заключения он привык к подобным ощущениям — иной альтернативы не было. Разве что воспоминания о прошлом…
Для исключения широкой огласки суд состоялся в закрытом режиме. Хотя какой суд — стоя на постаменте, освещенном рефлекторами, Николай выслушал заранее подготовленный приговор. Бесстрастный голос судьи арктурианца — высокого облаченного в черную мантию законника — зачитал обвинения на одиннадцати листах и напророчил бесконечность в колониальной тюрьме Фогос. И более ничего — ни защиты, ни оправданий. Единственными свидетелями выступали многочисленные охранники, но вряд ли они много поняли из обвинительного монолога. Стояли по периметру пустой залы с каменными лицами и не сводили гипнотически холодного взгляда с обвиняемого. Одно лишнее движение и кинутся, сомнут.