Капли монотонно бились о пол.
— Зачем тебе это?
— Мне показалось, тебя раздражал беспорядок, — честно ответил Садаранк.
— Ты бы о себе подумал.
— А я уже кончился. Давно.
— Тогда зачем живешь? — заинтересовался Охотник. Мрак чуть рассеялся.
— Жду.
Чего именно ждал старик Николай выяснил через три недели. Он меланхолично ковырялся отбойником в бурых стенках штольни, когда снаружи возникла непонятная суматоха. Обесточив инструмент, взвалил отбойник на плечо, вышел в более просторную ветку шахты и заметил группу заключенных, возглавляемых бригадиром… Они рассматривали тело, лежавшее среди камней.
Фэл пинком перевернул труп и констатировал:
— Сдох.
— Что произошло? — Николай усмотрел кровоподтек на виске Латома. Старик улыбался.
— Не твое дело, — процедил бригадир. — Возвращайся в нору.
— Его ударили…
— Он отказался работать! — взорвался Фэл. — Дохляк кранский. Я и ткнул-то его не сильно…
Кнопка активации задействовала отбойник на полную мощь. Пробитый насквозь бригадир дернулся и отбыл, вибрируя в такт толчкам привода. Анализ, оценка, поиск целей… Распахнутые в страхе глаза заставили Николая очнуться; он апатично поднял руки навстречу подбегавшим охранникам. Глянул на распоротые тела и вздохнул, предчувствуя наказание.
Часы, дни, недели, месяцы…
С каким-то потусторонним спокойствием Николай понял: он больше не выдержит холода карцера. Одиночества, темноты и боли… Забившись в дальний от входа угол, он устроился на ровном кусочке пола и считал птиц, которые летали от завтрака к обеду, от обеда к ужину и от ужина в небытие. Птицы напоминали воробьев — маленькие шустрые твари.
Лязг, толчок сознания, безвкусная еда, хрип дыхания… Николай старательно кутался в лохмотья. Худшего ада чем Фогос он себе представить не мог, да и не хотел. Интересно, отчего федеральные инспектора социального порядка никогда не заглядывали сюда? Они кричали о маленьких неурядицах на благоустроенных планетах, а навестить колониальную тюрьму строгого режима не пытались. Или пытались, но арктурианские власти быстро свели все попытки на нет. Федерация не поощряла открытого политического давления, обожая выглядеть хорошо.
Николая бросило в дрожь. Кое-как поднявшись, он принялся за нехитрые упражнения, чтобы не загнуться в столь поганой обстановке. На протесты тела плевать, он надеялся… Может ему повезет, и он подобно Латому Садаранку увидит справедливость.
— На выход, — разбил тишину голос. — Эй, ты где?
— На пляже с девочками, опохмеляюсь шампанским.
— Жив значит. — Охранник искренне удивился. — Силен… Вставай, давай.
— Я бы с удовольствием.
В пустую камеру нулевого уровня его доставили волоком. Оклемавшись, он привстал с кровати. Что-то давило на левую лопатку. Кусочек так и не съеденного хлеба — подарок Латома. Истерическое желание рассмеяться обеспокоило Николая. Разум плыл — мысли точно в грязной вязкой жиже.
— Ни хрена.
Равномерное капание выдернуло из ступора; водопровод опять прохудился, намекая на средство от безделья. Утолив жажду, Охотник взялся за починку. Монотонность работы позволила сосредоточиться на планах побега — многочисленных, нереальных. Он ждал.
***
Пневмоотбойник, как средство мщения, отчего-то полюбился заключенным. Только что неизвестный вскрыл им грудь соседа Николая по штольне. «Одним врагом меньше», — довольно осклабился Рос. Убитый был арктурианцем, что относилось к его недостаткам.
— Взять! — Команда адресовалась семерым охранникам.
Николай не сопротивлялся, более того, он бы удивился, не сочти его проклятая нация виновным. До безобразия логично… Оттаскиваемый в карцер Охотник усмехался: спустя неведомое количество дней он возвращался к знакомой обстановке — последней обстановке, которую он когда-либо увидит.
Фогос зомбировал, превратил в тень, не способную к восприятию красок тоскливого мира. Он двигался либо по-старчески медленно, либо не двигался вовсе. Лежал, созерцая тьму, и гадал о том, каких дел ему уже не совершить.
Прелести человеческого бытия отошли на задний план, их попросту не стало в однообразном течении минут.
«Облегчиться». — Николай удивился банальности желания. Процесс отыскания сортира взбодрил, как празднование Нового Года. Когда-то давно, еще при жизни матери, он любил наряжать елку, вдыхать лесной запах хвои, смотреть на блики разноцветных шаров. А больше всего он любил подарки, что неизменно находились под еловыми ветками.