— Где остальные?
— Эстакаду делают… А я бурить. Минут пятнадцать вентилятор пусть еще поработает. Газа много.
Паша с кружкой, распугивая мух, по-хозяйски прошелся взад-вперед: от стола к двери, открыл холодильник. В лицо пахнуло сыростью и плесенью. В холодильнике валялись позеленевшие сухари, какая-то бумага, стыла кастрюля с водой. Дверка морозильника уже не закрывалась: один шарнир был выдран.
— Э-э-х! — закрыл заляпанную грязью дверцу. — Стараешься для вас…
Еле выбил весной, совсем новый. Этого мне не понять, — он сел на лавку напротив Игоря. — Ведь все ваше, почему относитесь, как к чужому?
— Фактор временности, — не отрывая глаз от невидимой точки, ответил Игорь.
— При чем тут?.. — поморщился Паша. — Элементарная человечность, воспитание…
— Грош цена твоему воспитанию, — все так же монотонно, как сквозь дремоту, проговорил проходчик. — Хоть сотню воспитателей найми — пусть доказывают, что это и чье это… Я-то знаю! Каждую минуту может подойти машина, и холодильник заберут. — Игорь скользнул рассеянным взглядом по Пашиному лицу: — У Отана Берибаевича холодильник сломается, он прикажет и заберут… Кто может гарантировать, что на следующий сезон нам этот же достанется?.. — Проходчик сел, щелчком загнал окурок в урну, потянулся и начал одеваться.
Натягивая сапоги, хохотнул:
— К тому же, уход за холодильником нужен, значит, время. А до конца сезона проработает. Создай условия, чтобы плохие и хорошие, воспитанные и не очень твой холодильник в чистоте содержали, и не будет проблем.
— Болтун, как все гуманитарии! — буркнул Павел.
Проходчик натянул гремящую от сухости забахромившуюся по швам робу, проверил лампу, подвязал аккумулятор на пояс и вышел. Умолк шум вентилятора, только слышно было, как стучит топор на эстакаде да время от времени повизгивает пила. Потом четыре раза подряд рявкнул сигнал. Через некоторое время затарахтел компрессор.
«Неужели все это нужно мне одному?» — думал Паша, вспоминая равнодушный, мутный взгляд Игоря.
Он бурил долго. Паша успел обежать несколько буровых, но, так и не нашел насос, в отчаянии заглянул на свалку. Побродив среди ржавеющих механизмов, отыскал, что надо. Сходил в реммастерскую, взял несколько гаечных ключей: ведь по какой-то причине выбросили этот насос?! Разобрал.
Почти все было в порядке, лишь заржавели клапана.
Когда Паша вернулся на участок, Игорь сбрасывал мокрую робу в коричневых пятнах шлама. Шульц, в опилках, вылез из кэша, хотя взрывчатку начальник участка выписывал на него. Первым Пашиным порывом было спросить, почему взрывные работы делал Игорь, ведь у него нет допуска? За такое нарушение в лучшем случае лишают удостоверения взрывника. И тут глухо сработал под землей первый взорвавшийся шпур.
«Как ни пресекай нарушения, — думал Паша, — они все равно будут, потому что существуют условия. Шульц по пятому разряду получает не на много больше Игоря с четвертым, а у них общий котел. Разумеется, он не видит смысла лезть в обуренный другим проходчиком забой, заряжать его, если лазание по лестницам отнимает больше времени и сил, чем сама зарядка. Никчемная работа ради параграфа инструкции противоречит здравому смыслу. А здравый смысл — это уже условие».
— Ты не сильно рискуешь, Интеллигент! А подловят Шульца — дорого ему обойдется твоя учеба на взрывника! — пригрозил проходчику.
— Понимаю! — согласился Игорь. — С нами по-другому нельзя! Больше не буду, только не наказывай Шульца. Я его упросил.
В раздевалке остро пахло портянками, пересохшей пропотевшей одеждой. Игорь сидел, безвольно согнув спину, не спешил раздеваться.
Мимо протиснулся Лаптев, посмотрел, сколько воды в банных бочках, опять вышел, закричал Шульцу, чтобы тот открыл кран на цистерне.
— Помнишь, говорил, если назрели какие реформы, их решат без нас, — мягче заговорил Паша, подсев к Игорю. Тот равнодушно пожал плечами и стал стягивать с себя грязную резину. — В какую сторону — вот, в чем вопрос!
Бурильщики говорят, еще в прошлом году столовая поселка считалась лучшей в управлении. Когда-то и сам Отан Берибаевич стоял в очереди.
Условно, конечно, — рабочие хоть со злыми шутками, но пропускали его вперед, если спешил, а спешил он всегда. Повара, зная, что у начальника больной желудок, оставляли для него что получше. Потом он перестал ходить в столовую: повара носили ему обед в комнату. В этом году он занял несколько комнат, отделал их импортными обоями, кафелем.
И сейчас в столовой у него отдельный стол, за который никто не сядет.