Но у Максимова были и другие соображения. На колдобистом аэродроме, еще дурноватый от грохота перелета, Паша посмотрел на полосатую морковку, трепетавшую на ветру, на чуть видневшуюся цепь гор с юга, шмыгнул заалевшим носом и сказал себе: «Уж здесь-то люди должны жить, как люди!»
От поселка к аэродрому шагал парень в поношенной телогрейке, в кирзовых сапогах, с простым лицом. Улыбаясь, Паша протянул руку:
— Скажи, браток, как найти начальника партии?
— Он будет только к вечеру, — сказал парень, отвечая на Пашину улыбку. — А вы откуда?
— Может быть, главный инженер здесь? — опять спросил Максимов.
— Здесь!.. Я и есть — главный! А ты, значит, горняк?
На простецком лице парня была почти та же улыбка, только взгляд стал резче, любопытней — так смотрят на подчиненных и зависимых. Он махнул обветренной рукой в сторону барака с флагом:
— Подожди меня там!
В этом коротком разговоре что-то не понравилось Максимову, но досада была мимолетной, а от раскинувшейся шири, от ощущения большого начала захватывало дух. Паша, улыбаясь, шел по поселку и здоровался с незнакомыми людьми…
Устроился он недурно. Добыл стол и пару стульев, выпросил у кладовщика тумбочку, выкинул из нее перегородки и приспособил под полку для книг.
На другом конце поселка курилась труба бани. Еще утром главный инженер предупредил, что сегодня помывка с настоящим сухим паром. Паша завернул чистое белье в хрустящее полотенце, накинул новенькую телогрейку на голое тело и вышел, не замыкая комнату. Кажется, он пришел первым, хотел уже раздеться, но в предбанник влетел холопского вида кочегар.
— Куда лезешь? — раскричался, напирая. — Начальник партии еще не парился.
Паша с красными пятнами на лице в упор смотрел на чумазого банщика, и машинально застегивал распахнутую телогрейку. Банщик почувствовал молчаливую готовность постоять за себя, прошмыгнул мимо, проворчал, что-то переставлял в углу.
— И когда же он соизволит попариться? — сквозь зубы процедил Паша.
— Начальству видней. Когда захочет, тогда и придет. — Банщик понял, что перед ним новичок, на лице его мелькнула растерянность: кто знает, что за человек? Мягче пояснил:
— Пока начальник не помоется, не положено никого пускать…
Паша развернулся и пошел к себе, распинывая камушки под ногами.
Захлопнул дверь, бросил на койку сверток. За окном не было никаких строений — только равнина до горизонта, редкий низкорослый кустарник, песок. Пустыня! Он читал и слышал о ее недолгом цветении, но сейчас ему показалось, что эта скудная земля неизменна во все времена года, как старик, забывший год рождения, всегда одинаково морщинистый и древний. Что с того, что весной она преображается — лицемерие, свойственное старости!
Паша сбросил телогрейку, прошел из угла в угол, сел за стол. На его участке числились: двадцать один проходчик, четыре горных мастера. Нужно было принять четырех компрессорщиков. В дела его ввели еще в управлении экспедицией.
Фокин зимой, в межсезонье, работал там же. Как только Пашу утвердили в должности — нашел его и обещал подобрать людей. Он метил в бригадиры и был инициативен. Максимову это нравилось. С некоторыми из его людей он познакомился, они работали в экспедиции не первый год и зимой часто отирались при конторе, выпрашивая авансы.
Со второй бригадой было сложней: здесь много было случайных людей, но, судя по документам, есть и опытные ребята.
Повезло Паше — ему удалось не думать о сегодняшнем дне: о бане, главном инженере и начальнике партии. А мысли лезли в голову невеселые, что, скорей всего, здесь, в пустыне, на краю света, — все то, от чего он хотел убежать. За окном темнела унылая равнина, но где-то далеко на юге теплый ветер все настойчивей рвался через горные хребты.
Компрессор вздрагивал дребезжащим корпусом, жалобно скрипел коленвалом, стрекочущий пускач раз за разом перегревался. Фокин ругал ремонтников и с утробным хеканьем дергал шнур.
— Ремонтная группа называется… Ап! — его плевки с резким чиканьем отскакивали от перегревшегося коллектора.
Наконец компрессор схватил: мелко задрожал, выпустил в хмурое предвесеннее небо сизое кольцо дыма, потом другое, зашипел ресивер, наполняясь воздухом, напряглись резиновые шланги, и возле кучи бревен неуверенно завыла пневмопила. Еще вчера все были просто проходчики подземного участка, порой забывали, кто в какой бригаде, черта, разделявшая их на две половины, была туманна и условна, как линия горизонта в это время года. А сегодня, пока Фокин присматривал в куче оборудования, что получше, другой бригадир, перешептавшись со своими, начал строить баню: когда еще придет бульдозер, когда еще дадут подъемный кран? Только на строительстве бани бригада могла заработать сотни полторы, да эстакада, обустройство…