Касым засобирался в какой-то ближайший совхоз. За мастером увязался проходчик Козоглазов, говорил, где-то поблизости живет свояк, найдем — поможет. Фокинские жались к печке в прокуренном вагончикебытовке, поругивали Касыма и Козоглазова: дело шло к обеду, а бульдозера все не было. Хвостов с Лаптевым — краснорожие, телогрейки нараспашку — стучали топорами… Шульц, шмыгая носом, пилил стояки. Ежась на ветру, фокинские невпопад давали советы и снова возвращались к печке.
К обеду подкатил маленький экскаватор с миниатюрным ковшом, переброшенным через кабину, словно ядовитый хвост скорпиона. Двадцать глоток загалдели виртуозной бранью. Фокинские толпой вывалились из вагончика. Громче всех кричал Мишка Лаптев:
— Говорил же, говорил Касыму — бульдозер нужен, — размахивал руками: — Р-раз — траншею до коренных пород, крепление — бац! — поставили, траншею засыпалии… алга! Делай погонные метры…
Хвостов, попинывая сапогом металлическую пригоршню ковша, плюнул в нее:
— Вручную быстрей отлопатим!
Экскаваторщик, хмурый и мутноглазый, зашел в бытовку, молча выцедил кружку чая, крякнул от его вяжущей крутости и стал собираться обратно в совхоз.
— Не подходит? Забот меньше!
— Ты что, мужик? — сменили тон проходчики. — Копай, если послали!
Через минуту надменный Фокин грудью напирал на ощетинившегося, малорослого Лаптева.
— Доводи до ума свое дело, банщик. Тебе еще на сутки работы хватит.
Хвост сдвинул к переносице штришки бровей, стал заходить сбоку.
Подперев бока руками, здоровенный Крокодил стоял за спиной Лаптева, а Димка-Китаец-Чебурек ушловато зыркал пуговицами глаз, еще путаясь, кто свой, кто чужой. Экскаватор газанул, выпустив густую струю дыма, и пополз к отметке фокинского шурфа. Кто-то смышленый залез в кабину и разом прекратил спор. Угрюмый экскаваторщик часто замигал белесыми ресницами, не понимая, что за сила тянет его машину в гору. Потом подскочил, нахлобучил шапку и затопал сапогами.
Дело было проиграно, и Лаптев, огрызаясь, отступил к своим, а они, помолчав, начали готовить венцовую крепь, застучали топорами возле бани.
Крокодил с Чебуреком перемигнулись, позвенели у вагончика новенькими гаечными ключами и полезли в груду оборудования.
«Скорпион» марионеточно дергался и греб ковшом под себя на фокинской разметке. Бригадир насмешливо поглядывал на Лаптева, сгорбившегося над урчащей пневмопилой.
Среди тех, кто строил баню, самым старшим по возрасту был, не то Иван, не то Степан — все его звали Дедом, с утра он, вроде бы, гоношился, покрикивал, как петух с общипанной шеей, после обеда разомлел и скис, прихрамывая, вертелся то возле Лаптева, то возле Хвостова, ныл:
— Ногу наколол: ни встать, ни сбегать…
— Так ты разве в нашей бригаде? — с серьезным лицом подначивал, Шульц. — С утра вроде у Фокина терся.
Дед плевался: «Пустомеля долгоносый!» Бил себя кулаком в грудь под новой, застегнутой на все пуговицы телогрейкой.
— А ямы под стояки кто копал?
— Так я думал, для согрева, — насмехался Шульц. — А уж если ты полноправный член нашей бригады, надо сходить на станцию за справкой.
Как без справки? Кто поверит, что работать не можешь?
Дед ругался в голос, на ветру разматывал портянку на восковой ступне, тыкал скрюченным пальцем в пятнышко, бывшее якобы ранкой.
— Ты, что ли, бригадир? Чо балдеешь?
— А кто, если не я? — с комичной серьезностью распрямился, Шульц.
Дед ворчал, аккуратно наматывая портянку на ступню, поглядывал на Лаптева и Хвостова. В общем-то, бригадира, как такового, еще не было, но ясно, что им будет не этот хохмач Шнапс.
В сумерках, громыхая стрелой, на площадку приехал подъемный кран.
За четверть часа до этого из поселка привезли горячий ужин в термосах, и проходчики разбрелись по вагончикам. Лишь Чебурек с Крокодилом позвякивали ключами в груде оборудования, монтировали новый шурфовой кран — кэша. Другой был обшарпан, видно, не один год служил шурфовикам.