Поэтому я дождался окончания песни о великой любви и притворно участливо спросил:
- Тебя что, Володя бросил?
Ответом мне были утвердительные сотрясания плеч и новые рыдания.
- И значит, теперь ты хочешь вернуться на свою жилплощадь?!- простонал я, давясь от смеха.
Плач моментально прекратился. Она шмыгнула носом, вытерев последнюю крокодилью слезу, сказала совершенно спокойным будничным голосом:
- Попробуй только меня не пустить, я там прописана!
Я, молча, поднялся из-за столика и посмотрел на нее. Ее холодное лицо не выражало ничего кроме решимости и какой-то злобной радости.
К горлу подступило острое желание взять со стола стеклянную пепельницу и бить ее по голове до тех пор, пока она не разлетится на куски. Но желание было подавлено волевым усилием от греха подальше. Я вышел из кафе и направился в сторону метро.
Возле палаток с шаурмой наблюдалась оживленная толпа таджиков человек в двадцать. Они громко гомонили и размахивали руками, агрессивно зыркая по сторонам. Тут же стоял оператор с видеокамерой на плече, перед которым вихлялась длинная как жердь, блондинистая девица с микрофоном в руке. На микрофоне я успел заметить логотип какого-то местного телеканала.
- этого шоу был давешний торговец шаурмой. Он гордо стоял с перевязанной головой, окруженный своими земляками и орал громче всех то, воздевая руки в сторону девицы то, хватаясь за голову.
Народ, выходящий из метро, устало обтекал эту группу, с любопытством косясь на девицу, которая совала свой микрофон под нос проходящим мимо людям.
- Как вы относитесь к избиению скинхедами наших гостей столицы?!
Кто-то испуганно шарахался от такого напора, кто-то пытался что-то отвечать, но девица, не дослушав до конца, уже мчалась к другой жертве.
Не успел я замедлить шаг, как перед лицом оказалась ее рука с микрофоном, и она озадачила меня тем же вопросом:
- Как вы относитесь к избиению скинхедами наших гостей столицы?!
Я раздраженно бросил:
- К избиению не отношусь! Гости эти не мои, а ваши, поэтому сопли сами им вытирайте!
Девица обиженно отдернула руку и, отвернувшись в сторону камеры, принялась что-то громко вещать. Тут же толпа унесла меня дальше в прохладное чрево метро к турникетам с эскалаторами.
Мысли о жене не давали покоя. Судя по ее решительному настрою, вернуться ко мне в квартиру она собирается всерьез. Все это меня абсолютно не устраивало, но как с ней бороться я не знал и прибывал в растерянности.
Из задумчивости вывело вибротрепыханье мобильника в кармане. Сквозь грохот вагона метро я с трудом расслышал знакомый радостный голос в трубке.
- Ну, наконец-то ты доступен! Как съездил? Хабар есть?
Я даже не пытался отвечать, потому что знал Витька по кличке «Папа-псих». Он все равно меня не дослушает и перебьет.
- Давай, подгребай сегодня вечером часам к семи в «Мутный глаз»! Все наши будут! – радостно приказал Витек и отключился.
- Вот ведь манера у человека, - подумал я, - прет как танк и в себе не сомневается.
Витька я знал уже лет пять, с тех пор как начал заниматься раскопками. Отличался он веселым немного буйным нравом, имел жену и не имел кисти правой руки, которую потерял, пытаясь раскрутить ручную гранату. Это, впрочем, не мешало ему управлять раздолбанным внедорожником и орудовать лопатой с помощью протеза. Всегда он куда-то торопился, имея в запасе пару историй о танках и самолетах, лежащих в болоте со времен войны, которые можно поднять и продать за бешеные деньги. Истории эти он рассказывал всем и каждому, но желающих заработать не находилось.
«Мутный глаз» являл собой обычную задрипанную кафешку на окраине Москвы. Как она на самом деле называлась, уже никто не помнил. Небольшой павильон, обшитый жестью, притулился на краю продуктового рынка. Несколько облезлых деревянных столов с лавками, да стойка бара с телевизором вот и все его убранство.
Ближе к вечеру помещение заполнялось рыночными торгашами, пропивавшими свой дневной барыш и гомонящими на разных языках. С недавних пор здесь обосновался Витек.
Поначалу азербайджанцы с местного рынка были сильно недовольны, пытаясь даже изгнать нашу гопкомпанию из этого высококультурного заведения, посредством размахивания ножиками. Однако после демонстрации Витьком ручной гранаты без чеки и вида нескольких обрезов трехлинеек[2], вынутых его соратниками из-за пазух, переговоры перешли в более или менее мирное русло. Теперь обе стороны придерживались нейтралитета, а Витек приобрел соответствующую кличку - «Папа-псих».