- Иванов?! – гоготнул я, - ну и кадр!
Витек повертел гранату в руке и бросил ее обратно в пакет.
- Хорошо хоть без запала.
За ужином я достал из полевой сумки дневник лейтенанта. Почти все записи, сделанные химическим карандашом, оказались размыты от сырости. При свете фонарика удалось прочитать лишь несколько последних.
17 декабря 1942 года.
Сегодня главный врач делал обход. Я сказал ему, что здоров и попросился на фронт в свой полк. Он приказал мне зажать пальцами нос и выдохнуть воздух носом, не открывая рта. Я выдохнул через пробитые барабанные перепонки в ушах. Он сказал, что после контузии перепонки не зарастут, посоветовал мне не простужаться и беречь уши.
Какие к черту уши?! Я же практически здоров!
25 декабря 1942 года.
Как приятно снова вернуться в свой батальон! Хотя из моего разведвзвода осталось только два бойца, все равно я рад, что вернулся.
Положение батальона тяжелое. Идут непрерывные лесные бои за высоту. Пехота под пулеметным огнем продвинуться не может. Немцы постоянно ведут минометный обстрел. Готовимся к ночному поиску. Будем искать брешь в немецкой обороне.
28 декабря 1942 года.
Дали немцам прикурить! Через линию фронта на наши позиции прошел местный лесник и вызвался вывести нас на немецкую минометную батарею, что в двух километрах в немецком тылу. Ночью мой взвод без единого выстрела прошел лесными оврагами сквозь немецкую оборону. Попытка стрелковой роты пройти за нами не удалась. Фрицы их заметили, открыли пулеметный и минометный огонь.
Когда мы подобрались к батарее, они нас не услышали из-за своих выстрелов. Батарея находится в старом лесничестве. Между каменными домами траншеи и укрытия для минометов. Всего их было около двадцати человек.
Почти всех мы быстро перебили. Взяли в плен обер-лейтенанта с таблицами для стрельбы. Сначала прикидывался, что не понимает русский, но когда увидел лесника, тот сразу припомнил, что обер-лейтенант выгонял его с семьей из дома и крепко ругался на русском языке.
После допроса немец дал данные о расположении пулеметных точек на переднем крае. Из трофейных минометов по этим данным мы провели огневой налет, а затем я послал связного в батальон. Тот вернулся только что с приказом командира батальона - в 18.00 открыть огонь по немецким пулеметным точкам. Одновременно с этим батальон начнет атаку.
Сижу как на иголках. До условленного времени остался час. Бойцы принесли маленький браунинг, отобранный у обер-лейтенанта. Из него он пытался застрелиться, но успели отобрать. Наверное, совесть замучила, что своих предал. Самого его заперли в сарае.
На этом дневник обрывался.
Игорь тяжело сопел, сидя за столом и уставившись в одну точку. Витек молча, разлил по кружкам спирт.
- Помянем лейтенанта!
Мы не чокаясь, выпили.
Дальше, в общем-то, все понятно, - сказал я, закрывая дневник, - судя по бабкиным словам, прилетели немецкие самолеты и разнесли к чертовой матери эту минометную батарею. А потом и немецкая пехота подтянулась.
- Да, - протянул Витек, - не успели они по гансам врезать. Что – же у нас все через жопу получается?! Что в сорок втором что сейчас!
Я тяжело поднялся и вышел из шатра. Полная луна висела, как огромный желтый глаз под куполом ночного глубокого неба, усеянного мириадами звезд. Я взглянул на это холодное безмолвие и вдруг почувствовал себя таким маленьким, ничтожным, никому не нужным, что захотелось завыть в голос на эту проклятую луну и на эти проклятые звезды.
Витек с Игорем стояли рядом и тоже смотрели на небо. Видимо, их охватили подобные ощущения. Игорь тихо произнес:
- Я понял одну простую вещь. Лейтенант Самохин был счастливее всех нас вместе взятых, потому что в его жизни было великое дело – защищать свою Родину от врага! А в наших жизнях нет такого дела, за которое не жалко бы было умереть. Вот и мечемся мы, бедные из угла в угол. То тут притулимся, то там. Ни во что по-настоящему не верим и ничего по-настоящему не любим. У нас даже Родины настоящей нет! Одни воры-чиновники да воры – олигархи! А за них я жизнь отдавать не хочу!
Витек саркастически хмыкнул в ответ:
- Эк тебя разобрало! – прямо Пьеро какой-то. Да пойми ты, что Родина это не чиновники, не олигархи. Родина это народ, это та же вчерашняя бабка, это бойцы, кости которых ты по мешкам раскладывал. Это память, в конце концов!