Я провел ладонью по мокрому стеклу и увидел за окном человека в шапке с милицейской кокардой. Рядом стоял УАЗик с включенными проблесковыми маячками, которые озаряли своим мертвенным синим светом хмурое серое утро. Остатки ночного снега таяли на капоте машины, уступая мелкому моросящему дождю.
– Откройте дверь, пожалуйста! – строго сказала голова в шапке.
Мы с Витьком удивленно переглянулись и вылезли, из машины зябко поеживаясь.
– Вам придется проехать с нами, – продолжала голова, которая принадлежала невысокого роста капитану, ткнувшему мне под нос свое удостоверение участкового.
На крыльце столовой стояло несколько женщин, среди которых я увидел вчерашнюю официантку. Они с любопытством разглядывали нас и о чем – то тихо переговаривались. Из милицейского бобика испуганно выглядывали двое лесорубов и Сашка. Синева оформилась у него под глазами окончательно, а лицо распухло до неузнаваемости.
– А что случилось, капитан? – спросил Витек, набрасывая куртку.
– Убийство, – ответит тот как – то буднично, и махнул рукой водителю бобика.
– Заводи!
Наманикюренные пальцы звонко цокают по клавиатуре компьютера.
– Значит, вы утверждаете, что видели потерпевшего Арбузова вчера вечером в столовой поселка Янкера?
Молоденькая девушка – следователь в голубом приталенном мундирчике с четырьмя вышитыми золотистыми звездочками на погонах, старательно вбивает мои показания в компьютер. Сейчас ее задача – как можно точнее записать показания всех опрашиваемых свидетелей, поэтому она ждет, что я скажу, и не пишет отсебятины. Потом всю ее писанину будут анализировать более опытные товарищи, которые решат, кому из опрошенных примерить лагерную робу.
– А кто это, Арбузов? – спрашиваю я. Она показывает мне фотографию человека, лежащего на снегу. Один глаз у него закрыт.
– Нет, этого мертвеца я не знаю, – отвечаю я.
Тогда она достает из письменного стола паспорт и показывает мне фотографию оттуда. По ней я узнаю главного лесоруба, который вчера наградил Сашку оплеухой.
Я рассказываю всю вчерашнюю историю, от начала до конца, не забыв упомянуть про шило и про разговоры о монетах.
Опять ее пальцы стучат по клавиатуре. Проверив написанное, она достает какую – то шпаргалку, и задает мне вопросы, которые я уже жду:
– Скажите, летом этого года вы присутствовали при убийстве финского гражданина в районе поселка Янкера?
– Да, – отвечаю я со скучающим видом.
– При каких обстоятельствах?
Меня начинают бесить начальники этой следачки, заставляющие ее задавать вопросы, на которые сами прекрасно знают ответы. Наверное, даже уголовное дело, прекращенное в отношении меня, лежит сейчас в ее столе.
– Вам покороче или поподробнее? – милым голосом осведомляюсь я.
– Поподробнее, – отвечает она, и заносит свои когти над клавиатурой.
– Ну, тогда возьмите уголовное дело, которое прекратили в отношении меня, и прочитайте его. Там все подробно описано.
Она резко краснеет и хочет что-то сказать, но я перебиваю ее:
– А если покороче, то я не помню.
– Как свидетель вы обязаны давать показания! – говорит она с нажимом.
– А я и даю. Я просто не помню.
Гудит принтер и оттуда вылезает лист бумаги с моими показаниями, которые я подписываю, предварительно внимательно прочитав. Так и подмывает расставить запятые ручкой, но я этого не делаю, чтобы уж совсем не злить девушку.
На прощанье я осведомляюсь относительно судьбы моих конфискованных вещей – автомобиля и охотничьего карабина. В ответ работница правопорядка ехидно советует мне обратиться с заявлением к прокурору.
Выйдя из кабинета, киваю Витьку, которого опрашивают после меня.
Через некоторое время Витек выходит из кабинета с видимым облегчением и садится рядом со мной в коридоре на скрипучее деревянное кресло.
– Про убийство финского гражданина спрашивала? – наклоняюсь я к нему.
Он утвердительно кивает, откинувшись в кресле.
– Сказал, что ничего не помню, потому что сам потерпевшим был.