Демушкин взглянул на стоящего у стола с непроницаемым, как будто отключенным от всех происходящих событий лицом заведующего референтурой Генкина.
— Он как раз здесь. Посылаем немедленно!
Генкин только что принес Демушкину какую-то бумагу на подпись. Должно быть, срочная депеша в Москву о происходящем.
Положив трубку телефона, Демушкин озабоченно покачал головой:
— Плох Василий Гаврилович, плох! Еле языком ворочает. И надо же, именно в такой день!
Снова вышел из-за стола и, вспомнив о той роли, которая сейчас предназначена ему, поверенному, распрямил плечи и стал расхаживать по кабинету с озабоченным видом. Сейчас ему не терпелось действовать. Но что остается делать посольству иностранной державы в этой ситуации — только ждать!
Стрельба в городе усилилась.
Приехал из портового района, где жил, представитель Минрыбхоза Богма. Рассказал, что на одной из центральных улиц его машину обстреляли, пули пробили кузов в нескольких местах, но Богму, который вел машину, не задели. Кто обстрелял — неизвестно. Несмотря на пальбу, на улицах полно народу, рассказывал Богма, бегут куда-то, и каждый вооружен чем попало — мачете, кольями, кухонными ножами. Вид свирепый, глаза горят — аж страшно!
— Ага! — обрадовался Демушкин. — Значит, обращение президента не осталось без отклика. Значит, народ поднялся!
— Заварушка будет. И крови много будет, — мрачно оценил обстановку военный атташе. — Операция, естественно, тщательно продумана. Бесспорно, воздушный десант рассчитывает на боевую поддержку на земле. Теперь надо ждать бунта какой-нибудь воинской части. В армии контры немало.
— Но, насколько мне известно, президента заранее известили о возможности налета извне… — По-прежнему расхаживая по кабинету, Демушкин бросил на Антонова короткий предупреждающий взгляд, мол, об этом более того, что я сказал, говорить не следует — в кабинете полно людей.
Военный атташе махнул рукой:
— С их-то безалаберностью! — Он вместе с Демушкиным тоже прошелся по кабинету. У обоих был вид пассажиров, заждавшихся поезда.
Снова тревожно прозвучал звонок телефона, и Демушкин поспешно бросился к трубке.
— Мария Петровна, вы? Ну как? Живы?
Слободкина сообщила, что бой идет уже вблизи дома. На верхнем этаже в некоторых окнах пули выбили стекла.
— Спрячьтесь с детьми немедленно! — кричал ей Демушкин. — Куда-нибудь в подвал! Слышите? Немедленно! Это мой приказ! Главное — берегите детей!
Звонок на несколько минут вывел Демушкина из мобилизационного равновесия. На всегда сухом, закаленном тропиками лбу поверенного выступили капельки пота. Он обтер лоб ладонью.
— Не нравится мне это! — произнес хмуро. — Не нравится.
Два кондиционера, установленные в кабинете, вдруг странно громыхнули, вздрогнули, словно по ним ударили чем-то тяжелым, и тут же заглохли.
— Ясно! — невозмутимо произнес военный атташе. — Отключили подачу энергии.
У него был такой вид, будто он, как подлинный стратег, заранее знает логику развития военных действий.
Через несколько минут за окном свирепо взревел старенький посольский движок, и кондиционеры снова удовлетворенно загудели. План действий на случай чрезвычайных обстоятельств пока осуществлялся безукоризненно.
Вошел в кабинет, как всегда деловито озабоченный, Малюта и доложил, что запасные баки с питьевой водой заполнены до предельной отметки.
— С продуктами тоже, Илья Игнатьевич, порядочек! Хватит на десять дней осады. А если норму выдачи на человека уменьшить до…
— Товарищ Малюта! — резко оборвал его Демушкин. — Попридержите язык и не сейте панику!
— Извините, Илья Игнатьевич. Это я так, для информации… Чтоб порядок был… — и попятился задом к двери.
Снова раздался телефонный звонок. Звонила Слободкина. Лицо Демушкина вытянулось, когда он выслушал ее короткое сообщение.
— Будем что-то предпринимать! — крикнул он. — Держитесь, Маша, держитесь!
В трубке тревожно вскрикивали короткие гудки. Демушкин медленно положил на рычаг трубку, отсутствующими глазами оглядел собравшихся в кабинете.
— Они ломятся к ней в дверь и стреляют по окнам…
Встал из-за стола, задумчиво потрогал подбородок:
— Как же быть? Как? Там дети!
— Разрешите, Илья Игнатьевич, я поеду к ней, — сказал Антонов. — Это моя прямая обязанность.