— Как только придут броневики — им крышка! — гремел Сураджу. Поднял руку со сжатым кулаком. — Они не пройдут!
Лицо комиссара сияло, он был полон энергии, радостного подъема. Пришел для Сураджу его звездный час. «Вот где настоящее поле его борьбы, — подумалось Антонову, — а не в тесных министерских кабинетах!»
— Они не пройдут! Они рассчитывали на внезапность. А мы знали, что на нас готовится нападение. Верные люди нас предупредили заранее. Только мы не предполагали, что с воздуха…
«Знать-то они знали, — подумал Антонов, — но, судя по всему, не очень-то подготовились к встрече незваных гостей. «Не предполагали, что с воздуха!» В том-то и дело: надо было предвидеть все».
— Есть с их стороны убитые и раненые, — продолжал хвалиться комиссар. — Несколько пленных захвачено. Кроме того, взято четыре белых лазутчика. Давали самолетам привод по радио.
Комиссар наморщил лоб.
— Мне показалось, что одного из них я видел на приеме в вашем посольстве. Могло такое быть? Или мне померещилось? Совпадение?
— Нет, не совпадение! — сказал Антонов. — Именно его вы и видели у нас на приеме. Это…
Антонов покосился на стоящих в дальнем конце комнаты двух солдат и полицейского и, понизив голос, чтобы те не слышали, продолжал:
— Это Литовцев, французский гражданин, бизнесмен.
— Он укрывал в доме вражеского радиста. Я только что его допрашивал. За такое дело…
— Он не укрывал радиста! — спокойно возразил Антонов и коротко рассказал о случившемся в доме Литовцева.
Сураджу задумчиво почесал мясистый нос.
— Можете за все это поручиться? Поручиться, как советский консул, что все это — правда?
— Могу, — твердо произнес Антонов. — Посольство на такое меня не уполномочивало, но лично я — ручаюсь!
— Этого достаточно! — удовлетворенно кивнул Сураджу. — Вы же понимаете, что его ждет в противном случае.
— Понимаю! И, опасаясь за его жизнь, скажу вам еще кое-что, — Антонов совсем понизил голос: — Вы говорили о верных людях, которые предупредили о налете. Так вот, Литовцев один из них.
Комиссар озадаченно потрогал свои усы, словно вспоминая о чем-то, вдруг решительно обернулся:
— Сержант! Ну-ка приведи сюда задержанного. Того, что старше всех, седого! Веди вон в ту свободную комнату, — ткнул пальцем в сторону одной из дверей. — Снова буду допрашивать! А придут броневики — немедленно сообщи!
У Литовцева просветлело лицо, когда вместе с комиссаром он увидел в комнате Антонова. На старика больно было смотреть: глаза ввалились, одна щека распухла, на нижней губе алела ссадина — били, должно быть!
— Товарищ Антонов мне рассказал о вас все, — строго прогудел Сураджу. — Почему на допросе вы не сообщили мне правду?
— Я не мог! — глухо ответил Литовцев. — Вы задавали вопросы в камере, а там было еще трое.
— Вы их боитесь?
— Конечно. Я эту публику знаю. Отомстят.
Сураджу недобро усмехнулся:
— Эти уже вряд ли. Мы их судить будем, как судим вооруженных бандитов. Без всякой пощады!
В комнате были стулья, но Сураджу сам не садился и другим не предлагал.
— Советский консул за вас поручился. Я ему верю. Поэтому считайте себя свободным. Но с этого самого Мозе мы спросим по большому счету.
Литовцев уперся растерянным взором в грязный, затоптанный пол полицейского присутствия:
— Видите ли… Если вы меня отпустите, мне все равно несдобровать. Они хотели воспользоваться тем, что я русского происхождения. На приеме видели, что со мной разговаривал сам советский посол. «Ага! Это находка!» И недавно предложили мне сотрудничество. Я наотрез отказался и даже на время с племянницей уехал из Дагосы — думал, отвяжутся. Тогда они подбросили этого радиста Жана, полагая, что дом человека, связанного с русским посольством добрыми отношениями, будет вне подозрений…