Тавладская рассказала о случившемся по дороге. Обычное дело: поломка переднего колеса, машину понесло в кювет, она сидела за рулем, удержать руль не смогла. Вот и результат. Дядя до Дагосы добрался только ночью после того, как машину вытащили из кювета и отправили на ремонт в соседний городок.
— Почему же ваш дядя там, на дороге, не сказал нам, что вы русские? — удивился Камов. — Мы с Андреем Владимировичем при нем переговаривались по-русски.
Она едва заметно повела бровью.
— Бог его знает! Думаю, опасался…
— Опасался? Чего же? — удивился Антонов.
— Как вам сказать… Ведь у вас в России, как мы слышали, не очень-то жалуют эмигрантов и их потомков. Подумал: вдруг не захотите помочь «бывшим русским».
— Какая ерунда! — возмутился Камов и даже с подозрительностью взглянул на Антонова, будто вдруг засомневался в нем. — Не могло бы такого быть! Не могло!
— Конечно! — подтвердил Аревшатян. Он стоял возле койки больной, прислонившись к стене. — В такой ситуации нет «своих» и «чужих». Есть просто люди.
Тавладская удовлетворенно кивнула, перевела взгляд с Аревшатяна на Антонова:
— Вы советский консул?
— Заменяю его сейчас.
— Мой дядя хотел нанести вам в посольство визит — поблагодарить.
— Буду рад. Но скажите, пожалуйста…
Аревшатян вдруг решительно поднял руку:
— Все! Встреча окончена. Больной нужен покой.
Уже с порога Камов спросил:
— Вы разрешите вас снова навестить?
Она улыбнулась:
— Конечно же!
В приемной их ждала сестра-мулатка. Показала в окно на людей, собравшихся у ворот:
— Никак успокоиться не могут. Как бы не ворвались!
Аревшатян обернулся к сестре:
— Кажется, у вас лежит некий Яози Таму? Дайте-ка взгляну и на него!
Когда через час они вышли из госпиталя и сели в машину, Аревшатян сказал:
— С ребрами у Тавладской все в порядке. Думаю, просто сильный ушиб. Но обязательно надо сделать рентген, этим шутить нельзя. А где сейчас достать рентгенолога?
— Медейрос, — подсказал Антонов.
Аревшатян кивнул.
— Исифу, конечно, не откажет. Но он всегда чертовски занят.
Некоторое время молчали.
— А что с тем самым, как его… Яози… — Камов, помогая своей памяти, прищелкнул пальцами.
— Таму… — подсказал Гурген. — Яози Таму. Славный парень. Грузчик. Лечить его нужно! Серьезно лечить. А здесь это невозможно.
— А где возможно? — поинтересовался Антонов.
— В Европу надо отправлять, и срочно! В крайнем случае в Египет или в Алжир…
— Ну и отправь! Ты же ВОЗ?
Аревшатян скривил губы:
— Какой быстрый! Это не в моей власти.
— Жаль, — сказал Камов.
Когда они подъезжали к дому Аревшатяна, тот вдруг задумчиво произнес:
— Не выходит из головы этот Яози Таму, чтоб ему!.. Если бы вы видели, как он на меня смотрел! — потянулся к скобе дверной ручки, собираясь выходить из машины. — Ладно! Напишу в штаб-квартиру ВОЗа, попробую убедить. А иначе парню хана!
8
Режим работы в наших посольствах, находящихся в тропических странах, везде разный. В каждой стране приспособлен к общему существующему здесь режиму трудовой деятельности. В некоторых рабочий день начинается в восемь утра, даже в семь, а днем, в разгар жары, делается трехчасовой перерыв и остальные обязательные часы уже дорабатываются к вечеру, когда жара спадает.
В государственных учреждениях Дагосы издавна повелось придерживаться европейского трудового порядка: в девять утра начало работы, в пять конец. В самый разгар дневного зноя чиновники в министерствах, ведомствах, конторах похожи на сонных осенних мух, и толку от них в эти часы никакого.
Новое правительство решило изменить рабочий режим, сделать его более приспособленным к тропическим условиям, но почему-то решение так и не провели в жизнь. По общегосударственному режиму работали все посольства, в том числе и советское. Некоторые обходились без обеденного перерыва, наше же отказаться от обеда не решилось, и в час дня разморенные жарой посольские сотрудники лениво двигали челюстями, без аппетита отправляя в рот постылый кусок.
Антонова обед обычно ждал дома. Он пригласил к себе Камова и Аревшатяна, но те наотрез отказались, каждого тянуло поскорей очутиться в своих спальнях — отдохнуть хотя бы полчаса.