И только через много лет я узнала, что же на самом деле натворил братец.
Тетя Хильда всегда была снисходительна к Эмброузу. Она ему не мама, а очень дальняя родственница, но переехала в Англию и воспитывала его с раннего детства, когда он был мал и беспомощен. Они прожили там так долго, что до сих пор, по прошествии сотни лет, у тети Хильды еще сохранился британский акцент. Легко могу представить себе, как она спешит на помощь малышу Эмброузу, полная магии и материнской заботы, спускаясь из поднебесья, точно сатанинская Мэри Поппинс.
Заклятие, не выпускающее Эмброуза из нашего дома, было наложено за десятки лет до моего рождения. Сколько себя помню, он всегда был здесь, бродил по дому, словно дружелюбное привидение. В детстве я обожала с ним играть – мои куклы ходили сами по себе, а игрушки летали по комнате. А теперь я стала старше, и он для меня как будто добрый, но немножечко вредный старший брат, всегда готовый посплетничать со мной о мальчишках. Или о девчонках, если мне захочется. Эмброузу все равно.
Я пожала плечами, осторожно спустилась по крыше и встала рядом с ним.
– Внешний мир примерно такой же, как обычно.
– Неужели? А я слышал, он вроде бы меняется. Изменение климата, борьба за права чародеев… Ужас какой-то. – В голосе Эмброуза слышалась грусть. – Как я хотел бы посмотреть на это своими глазами.
– Выше нос. Наш городишко каким был, таким и остался. В Гриндейле ничего не меняется.
Эмброуз хмыкнул. Потом спросил:
– Что тебя беспокоит?
– Ничего.
– Не ври мне, Сабрина, я тебя слишком хорошо знаю. А кроме того, – нахально заявил братец, – я наложил на тебя чары. Если будешь врать, у тебя нос станет красным.
– Смеешься!
– Ты так думаешь? – ухмыльнулся Эмброуз. – Поживем – увидим. А теперь расскажи, что тебя тревожит. Выпусти всех пчел из-под чепца. Я полностью обратился в слух.
Я заколебалась. Отсюда, с крыши, был виден почти весь наш городок, окруженный деревьями. Дремучие темные леса тянулись, сколько хватало глаз. Я вздрогнула, и Эмброуз положил руку мне на плечо.
– Дело в твоем темном крещении? Или в твоих друзьях среди людей? Нет, погоди-ка… Спорим, это из-за Харви!
– С чего ты взял? – Мой голос предательски дрогнул.
Пальцы Эмброуза плотнее сжали мое плечо.
– Да так, наугад ляпнул. Я всегда ляпаю и всегда угадываю. И знаю, как сильно он тебе нравится. Обрати внимание, я не говорю, что понимаю твои чувства. Лично я предпочитаю, чтобы золотые мальчики были подернуты легкой патиной.
Я ткнула его в бок. Эмброуз рассмеялся.
– Так что там с твоим мальчиком? Он вступил в период артистической печали? Клянусь бальным платьем Сатаны, надеюсь, он не решил сделать тебя своей музой.
Я ответила не сразу, сначала задумалась. Иногда в Харви чувствовалась усталость, как будто у него слишком много забот и неприятностей.
– Временами он грустит. Его отец и брат работают в шахте, и отец то и дело просит его спуститься на смену-другую. Отец много говорит о семейном деле и семейном наследии, но Харви совсем не хочет проводить всю жизнь в глубине и темноте.
– Правильно делает, шахтерство – умирающая отрасль, – одобрил Эмброуз. И задумчиво добавил: – Хотя в нашем городе мертвое недолго остается мертвым.
– Мы видели… Понимаю, это глупо, но на опушке мы встретили очень красивую девушку. И по-моему, Харви подумал, что она красивее меня.
– Этого не может быть, – отмел братец. – Глупости. Погоди, ты сфотографировала сие необычайное явление? Покажи, и я поведаю тебе правду, не сомневайся. Ну… не хочешь – не верь. Но все равно покажи.
Я оттолкнула его.
– И на том спасибо. Утешил, называется.
Мы сели рядышком на покатую крышу. Эмброуз вытянул ноги. Я поджала колени.
– Тебе кажется, он может быть неверным? – спросил братец. – Хочешь, я наложу на него такие чары – если он хоть посмотрит на другую, ему покажется, будто глаза вытекают?
– Нет, Эмброуз, не надо!
Я метнула на него пылающий взгляд. Темные глаза Эмброуза полыхнули черным огнем, но тут же стали прежними.
– Нет, конечно, не буду. Шучу. Я наложу веселые и абсолютно безвредные чары, потому что я такой добряк. Я похож на добряка?
Я выгнула бровь. Эмброуз ухмыльнулся. Я выразительно резнула себя пальцем по горлу, и братец с видом оскорбленной невинности прижал руку к сердцу.
– Просто… Мне хочется в него поверить, – сказала я. – Мне всегда хотелось найти большую любовь, такую, как у мамы с папой. Но чтобы любовь получилась такая большая, тебе должны отвечать взаимностью.