Но меня интересовало совсем не это. Я ведь не врала, когда сказала Уинсу о миссис Ливанталь и ее симпатии к моему брату. Но вот в чем вопрос: о чем же думала она? Да, она замужем и это все понятно. Но хоть на чуть-чуть она сожалела об этом?
Не знаю, почему меня это волнует. Просто я люблю, когда все счастливы, а не грустят, как мой брат, например.
Я догнала его, и мы вместе отправились к общежитиям. Уинс выглядел немного подавленным после этой встречи. Если изначально он просто ностальгировал по поводу возвращения в любимую Академию, то теперь он выглядел хмуро, его больше не привлекали окрестности, он шел, молча, и смотрел себе под ноги.
Пройдясь по широкой дороге, выложенной щебенкой, которая вела к самому большому зданию, являющимся скорей всего главным учебным корпусом, мы свернули влево, прямиком отправившись к женскому общежитию. Мужская половина, как я поняла, находилась справа от главного корпуса.
По общему виду общежитие не сильно отличалось от учебного корпуса – те же светлые стены, красная крыша, большие, просторны окна. Вдоль дороги, которой мы шли, было высажено множество цветочных кустов и деревьев. Ветра почти не было, поэтому листья выглядели так, будто застыли на фотографии. Если бы не шум прибывающих машин и переговаривающихся студентов, можно было подумать, что мы с Уинсом оказались в райском уголке.
Мне определенно начинает нравиться эта Академия.
Когда мы дошли до женского корпуса, я поняла, что не ошиблась, когда подметила количество новеньких студентов. В общежитии уже находилось много девчонок: кто-то только заносил чемоданы и сумки, какая-то рыженькая девчушка с веснушками по всему лицу причитала над своим папой, который нес ее багаж из последних сил; а несколько девочек уже расположились в своих комнатах, поэтому знакомились между собой и осматривали новую обстановку.
Двойные двери были распахнуты настежь. Первое, что нас встретило, был большой просторный холл. Тепло-бежевые оттенки создавали уют. В помещении находилось несколько диванов и кресел, столики у стен с различными атрибутами, вроде ваз с цветами, ламп, и других мелочей.
В центре помещения на противоположной от входа стороне располагалась большая, мраморная лестница. Балкон второго этажа отсюда хорошо просматривался, можно было так же наблюдать за теми, кто прогуливался наверху. Две широкие арки на балконе справа и слева уводили к комнатам.
Через большие широкие окна в помещение попадал свет. Через арочный проем под лестницей можно было попасть в большой зал, который я не успела как следует разглядеть, ведь мы с Уинсом собирались отправиться наверх. Мне захотелось поскорее закончить с переездом и осмотреться.
– А теперь на четвертый этаж, – заключил Уинс и двинулся к лестнице, сам оглядывая женское общежитие.
Поскольку я так и встала, как вкопанная, в дверях, разглядывая все вокруг, изучая окружающую меня обстановку, я и не заметила, что Уинс делал то же самое. Да, действительно, для него это место было связано со множеством воспоминаний. Я здесь и дня не провела, но почему-то на все сто процентов была уверена, что мне здесь понравится.
Мне уже здесь нравилось!
И когда-нибудь и для меня Академия станет местом приятных и теплых воспоминаний.
– Все-таки как много поменялось здесь, – возможно даже не со мной говорил мой брат, скорее просто озвучивал свои мысли.
Но я ведь была наблюдательной, оттого не смогла не заметить один очень немаловажный факт.
– Скажи, – притормозив у лестницы, пропуская одну большую семью, спускавшуюся сейчас нам навстречу, заговорила с Уинсом я, – откуда ты так много знаешь именно о женском общежитии?
Уинс, кажется, только сейчас понял, что, по идее, об этом корпусе он знать не должен. Что ему оставалось? Он откровенно попался и от объяснений ему теперь не отвертеться!
И все же, попытавшись скрыть смущение в улыбке, Уинс почесал затылок и огляделся, как будто проверяя, что еще изменилось за то время, пока его здесь не было.
– Помнишь, я говорил тебе о наказаниях? – Спросил меня Уинс.
– Да, – подтвердила я.
– Так вот, я должен признаться… – он посмотрел на меня и хитро ухмыльнулся, – я не был лучшим учеником, когда учился здесь, и меня слишком часто наказывали за мое… – он сделал паузу, подбирая подходящее слово, – непослушание. Грядки так быстро не зарастали, поэтому вторым моим наказанием было мытье полов. И я мыл их в мужском общежитии, иногда в учебном корпусе. А когда заканчивались полы, приходилось мыть их здесь. Девушек наказывали реже.