Выбрать главу

Он резко отпустил ее и толкнул под ноги Дункану. Юноша хотел было помочь ей встать, но Лиам успел удержать его руку, взглядом приказав сохранять спокойствие. Осуществи он сейчас свое намерение, это было бы расценено как оскорбление в адрес военачальника клана. Аласдар повернулся и пошел прочь, но очень скоро остановился.

– Глаз с нее не спускай, Дункан! Мне нужно поговорить с генералом. Потом решим, что с ней делать.

Когда вместе со своими людьми Аласдар ушел, молодой Макдональд склонился над девушкой, которая теперь рыдала в голос, и тронул ее за плечо.

– Н-н-не трогай меня, М-м-макдональд! – запинаясь, выговорила она и свернулась клубком прямо на земле.

Юноша отдернул руку, и она на мгновение застыла над ее огненно-рыжими волосами, которыми играл прохладный ночной ветер. Дункан выпрямился и тоже ушел.

Марион лежала, свернувшись в комок, и дрожала всем телом, пока он не вернулся. Он протянул девушке одеяло, но увидев, что она даже не пытается его взять, накрыл ее сам. Она поежилась и посмотрела на него заплаканными глазами. Он не улыбался. Не упивался ее унижением, как она ожидала. Не было ненависти и злорадства и в глазах двоих мужчин, Ранальда и еще одного, постарше, которые стояли неподалеку. Все трое были чем-то похожи между собой, особенно Дункан и взрослый мужчина. У них были одинаковые квадратные волевые подбородки и пронзительный взгляд.

Девушка отвернулась, чтобы не видеть изучающих ее глаз. «Отец и сыновья», – подумала она, натягивая на плечи одеяло. Внимание ее привлек рисунок на шерсти, подарившей ей немного долгожданного тепла. Красный, синий и зеленый… Тартан Макдональдов! Дункан укрыл ее пледом с рисунком Гленко! Она проглотила слезы и свою гордость.

Глава 4

Спасите Кэмпбеллов!

Густой туман укрыл палатки, заглушив голоса. «Господи, неужели мне придется стать сторожевым псом при этой девчонке Кэмпбелл?» – выругался in petto[25] Дункан, протягивая Марион миску с комковатой дымящейся кашей. Она провела ночь под кустом утесника и умудрилась запутаться волосами в колючих ветках. Лиам, Ранальд и Дункан спали неподалеку, готовые остановить любого, кому вздумалось бы посягнуть на честь или жизнь девушки. Марион приняла миску, заглянула в нее и поморщилась – настолько неаппетитно выглядело ее содержимое. Однако возмущаться она не стала.

Дункан сел на траву прямо перед ней, поджав по-портновски ноги, и поставил свою миску на землю. Вынув из sporran ложку, он вытер ее краешком пледа и с улыбкой протянул Марион.

– Ешь, пока горячая! Когда остынет, ее не проглотить! Конечно, с медом или с патокой вкуснее, но здесь мы радуемся тому, что дают. Хорошо вообще, что есть чем подкрепиться!

Марион смущенно улыбнулась и под внимательным взглядом Дункана принялась есть.

– Замерзла ночью?

Она оторвалась от своего скромного завтрака и немного помедлила с ответом. Ну конечно, она замерзла! И почти совсем не спала.

– Нет, – буркнула она, проглатывая последнюю ложку каши.

Она поставила пустую миску на землю, подтянула колени к подбородку и накрылась пледом, который успел соскользнуть у нее с плеч. Дункан взял ложку, вытер ее и поспешно съел свою невкусную кашу.

– Ты наверняка и не ждала, что в моем клане тебя примут с распростертыми объятиями, – сказал он, убрав свою слегка погнутую ложку в sporran.

– Не ждала.

Взгляд ее утонул в толпе мужчин, занятых каждый своим делом в соответствии с занимаемым местом в полковой иерархии. Некоторые собрались у костров, к которым время от времени приходилось подходить всем, чтобы просушить влажные пледы. Для военачальников и командиров были разбиты примитивные палатки. Остальным приходилось спать, завернувшись в плед, под открытым небом, под телегами, на которых перевозили продукты и оружие, или под кустами. А ночи в октябре уже холодные…

– Ты не должна сердиться на Аласдара!

Она посмотрела на него. На худеньком лице, осунувшемся от тревоги и недосыпания, застыла гримаса неудовольствия. Дункан почувствовал, как стремительно забилось сердце, стоило ему увидеть ее глаза – в первый раз при свете дня. Эти прекрасные глаза, околдовавшие его в сумерках, среди холмов Гленлайона… Они оказались голубыми, очень светлыми, но края радужки и пятнышки внутри нее были более темного голубого оттенка. Ресницы у нее тоже были очень красивые – густые и золотистые.

Марион спокойно дождалась, пока он закончит пожирать ее глазами.

– Ну почему я должна расплачиваться за глупость деда, которого даже не знала? – спросила она тихо и устало. – Тем более он уже умер! И общего у нас только то, что я ношу его имя, о чем ты мне так любезно напомнил!

вернуться

25

В душе (итал.).