– Дункан!
Она хотела что-то сказать, но в последний момент передумала. На ее порозовевшем лице отразились страх и отчаяние.
– Неужели это всего лишь на одну ночь, Дункан?
И она отодвинулась от него как можно дальше. Он приподнялся на локте, по-прежнему озадаченный столь резкой сменой настроения. Дрожащей рукой она схватилась за край пледа, который Дункан прижал локтем, и дернула его на себя так, что юноша упал на кровать.
– Хотел получить трофей?
Она укрылась пледом, спрятав под ним свою полунаготу. Губы ее искривились в гримасе отвращения.
– Какой еще трофей? О чем ты говоришь?
Он сел на постели и воззрился на нее.
– Ты овладеваешь дочкой Гленлайона и уносишь с собой ее честь! Так ты хотел поступить?
Он не верил своим ушам. Она говорила так, словно он пытался ее изнасиловать! Вот чертовка! Она позволила ему обнимать себя, она поощряла его, отвечая на ласки… А теперь сделала во всем виноватым!
– У тебя совсем крыша поехала? Насколько я знаю, я ни к чему тебя не принуждал! А ты почему-то меня не отталкивала! Но, может быть, ты разыгрывала передо мной комедию, чтобы…
Он замолчал. Ему не хотелось обижать ее, хотя…
– Что ты хочешь этим сказать? Что я – вульгарная кокетка? Что я решила поиграть с тобой?
Дункан внимательно смотрел на нее. Марион была вне себя от гнева. Ему пришлось совладать с безрассудным желанием наброситься на нее, сломать эту хорошенькую шейку и… Он сглотнул.
– А разве не это ты делала? – едко спросил он. – Я – мужчина, Марион. И ты заставила меня думать, что хочешь меня. Как, по-твоему, я должен был себя повести?
Она выдержала его взгляд, прикусила губу и сжалась под пледом.
– А после ты обвиняешь меня в том, что я пытался взять тебя силой!
Его сердце билось так сильно, что, казалось, этот стук эхом разносится по комнате. Дункан повернулся к ней спиной. В ночи по-прежнему грохотал гром, и дождь стучал по черепичной крыше у них над головами.
– Я мог бы взять тебя силой, если бы захотел, и ты это знаешь, Марион Кэмпбелл, – заговорил он, снова поворачиваясь к ней лицом. – Я мог бы взять тебя прошлой ночью. Или позапрошлой. Господь свидетель, желание у меня было. Мужчинам, знаешь ли, много чего может хотеться… Но я этого не сделал.
Дункан шумно дышал и смотрел на нее с неприкрытой враждебностью. Она даже глазом не моргнула, и это еще усилило его ярость.
– Я пытался понять, чего ты хочешь на самом деле!
С этими словами он набросился на Марион, сдернул плед и прижал ее к стене. Она отбивалась из последних сил и кричала, но он заглушил эти крики своими губами. И тогда она укусила его. Он отпустил ее так же стремительно, как и напал, и грязно выругался. Потрогал рукой окровавленную губу и смерил ее обжигающим взглядом. Марион, похоже, сама испугалась того, что сделала.
– Ты – грязный мерзавец, Макдональд!
Дункан дал себе время остыть, прежде чем ответить на оскорбление. Глухим, но спокойным голосом он сказал:
– Я не хочу тебя принуждать. В тот день, когда я возьму тебя, Марион Кэмпбелл, ты сама меня об этом попросишь.
– Не в этой жизни! Никогда!
Он насмешливо улыбнулся, встал и взялся за дверную ручку.
– Значит, это будет в следующей жизни. Завтра я отвезу тебя к этой скользкой жабе Бредалбэйну. Теперь я понимаю, почему он решил тобой воспользоваться – у вас похожие повадки. Доброй ночи и сладких снов!
И он захлопнул за собой дверь.
Марион долго смотрела на дверь. Она понимала, что поступила нечестно. Она зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить душившие ее рыдания. Какая же она все-таки дура! Повела себя, как последняя шлюха, с мужчиной из Гленко! Тело предало ее, отказавшись слушать голос рассудка. Но, к счастью, она взяла себя в руки прежде, чем случилось непоправимое.
– Я сама виновата! Не надо было так распускаться!
Марион потянула носом воздух и покраснела. Воспоминания о прикосновении его влажных и теплых губ, его больших ладоней к ее телу, его щетинистых щек – к ее щекам обожгли, словно смертный грех. По телу пробежала дрожь. Она закрыла глаза и приложила палец к тому месту, которого коснулись его губы. Крепкий мускусный запах его тела с едва уловимыми нотками виски, запах мокрой шерсти и дыма еще оставались на ее сорочке и постельном белье.
Ее рука опустилась на грудь, потом на живот, а после – к тому месту, где сходятся бедра. Она вздохнула от удовольствия. Сколько ощущений он ей подарил! Новых, пьянящих, изысканно приятных… удовольствие, граничащее с болью. Она быстро убрала руку. Всегда ли так бывает между мужчиной и женщиной?