– Давай со мной борьба, кураж, давай! Чё ты молодого дрючишь, давай меня так, попробуй так же, слабо тебе?
Он не отпускал, я толкнул его в плечо, так что он дёрнулся и почувствовал напор. Он отпустил Данилку и толкнул меня в ответ, затем сжал кулаки и бросился драться. Лицо его было серьёзней не придумаешь. Какое было у меня лицо, мне представлять неохота. Мы чуть подрыгались, потоптались в бойцовских стойках друг напротив друга, зрители не на шутку завелись. Но не успели мы толком подраться, на меня налетела снова одышка, и я у всех на глазах стал пытаться вдохнуть, выпятив грудь колесом, вытаращив бешено глаза и встав на цыпочки, я, как обезумевшая балерина, стал ходить кругами в попытках совершить хоть один полноценный вдох. Ноги и руки онемели, в горле как будто застрял комок, я ринулся в туалет, на кухне уже кто-то занял мойку, открыл горячую воду и стал омывать руки по плечи, шею, лицо. Приступ медленно сдавал назад. Когда я вернулся, все смотрели на меня, но никто ничего не спрашивал. Шайнух прервал молчание, сказав мне что-то на узбекском. Джохра перевёл:
– Я душиль Даниля рюкой, а тебя глазом.
Они оба заржали и дали друг другу пять.
– Ты прямо Дарт Вейдер херов, – просипел я.
Больше этим вечером ничего не случалось, он наконец закончился, этот глупый, гадкий вечер. После чего была ночь с небом без единой звезды.
На выходных я был занят книгой, редактировал по десятому кругу. Я писал её три года, то и дело меняя до неузнаваемости, потом возвращая в исходный вид, меняя концовку, меняя начало и меняя всё. То ли я не верил в то, о чём писал, то ли мне хотелось сказать обо всём сразу, что приводило к противоречиям и сумбуру. Но в эту субботу я закончил роман. В воскресенье разослал критикам, издателям и блогерам. Почему такой набор? Потому что я профан и не знаю, как правильно поступать в таких случаях. Мне нужна была оценка, реакция, хоть что-то. Понеслась новая неделя. В понедельник мы с Данилкой делали бровки вдоль дорог. Шёл косой холодный ливень, из того типа дождей, что сильные и надолго. Работали по факту только мы вдвоём. Остальные постояли в дождевиках под деревьями с полчаса и группами, кто раньше, кто позже, удалились обратно в хозблок. Было около десяти утра. После всех этих номеров в прошлую пятницу ни Данилке, ни мне находиться в одном помещении с этими людьми не хотелось совсем. Оно не хотелось всегда, но сегодня совсем. Я думал только о книге, о том, похвалят её или это провал. Ведь всё вокруг для меня было фоном, пока была книга, пока я писал её. Я был оправдан этим процессом, он отгораживал меня от внешнего мира, давая внутреннюю уверенность в себе и независимость. А теперь ожидание, мучительное ожидание оценки. Мы молча выполняли свою работу. Дождь говорил за всех. И только эта речь была действительно веской. Сделали перерыв. Встали под дерево, Даня неожиданно заговорил, быстро и громче, чем обычно. Он поведал мне свою вариацию того, что сейчас делают наши рабочие в хозблоке:
– Они жрут. С пола. Они забыли про тарелки, они побросали всю
жрачку вниз и, встав на четвереньки, вгрызаются в куски мяса. Как свиньи, они хрюкают, зарываясь в еде, как собаки, рычат друг на друга, деля кусок. Они больше не ходят как мы, они бегут на своих четырёх, нелепо оттопырив зады и высунув языки. Они больше не прямоходящие.
И вот со двора, пробегая ворота, по лужам и грязи в нашу сторону бегут они. Как положено, в спецовках. Все без исключения, кроме Маньки. И кроме меня. Через толщу дождя они, виляя невидимыми хвостами, с глазами, полными верности и мольбы, подбегают к Данилке и, точно как стая послушных псов, ложатся на мокрую землю брюхом, скуля, как бы поджав уши и хвост. Данилка подходит к ним, садится на корточки рядом с каждым и начинает ему чесать за ушком. Потом переворачивает на спинку и чешет пузо. Первым был Мишаня, он был счастлив безбрежно. И так с каждым, Данилка потискал каждого, кто обижал его, все лежали на спинках смирно, и Джохра с Шайнухом были в первых рядах. А меня там не было, среди этих зверей, потому что Данилка был так воспитан, он просто считал меня другом, несмотря ни на что. Может быть, поэтому. Затем Данилка свистнул, и все эти существа убежали на четвереньках обратно. Мы остались под шумом дождя, вскоре к нам пришла Манька, и мы вместе продолжили делать бровки вдоль длинных дорог.