Только те, кто останутся, увидят величие Осени северных стран, голубую ширь сумерек, первые слабые признаки льда на озере. Некоторые рисуют картины или оставляют письма, описывающие все это для детей и внуков, которых они больше никогда не увидят. Большинство умирают еще до наступления долгой, долгой тьмы и холода Зимы. Никто ее не переживает.
Все мигрирующие группы, когда они спускаются к Срединным Землям, объединяются с другими, идущими с востока и с запада, пока ночь не засверкает от костров, покрывающих громадную прерию от горизонта до горизонта. Они поют у этих костров, и тихое пение парит во тьме между маленькими огнями и звездами.
В путешествии на Юг никто не торопится. Они идут медленно, каждый день недалеко, хотя все время продолжают двигаться. Когда они достигают подножья гор, великие массы снова разбиваются по множеству разных троп, истончаются, редеют, ибо приятнее идти небольшой группой по тропе, чем плестись за громадной толпой и топтаться в пыли и мусоре, который она оставляет. На высотах и перевалах, где есть лишь немного дорог, им приходится снова идти вместе. Они стараются получить из этого максимум хорошего, радостно приветствуя друг друга и делясь едой, огнем и ночлегом. Все добры к детям, которым полгода от роду, и которым тяжело идти по горным тропам, и которые часто пугаются; ради детей все замедляют свой шаг.
И однажды вечером, когда кажется, что они будут топтаться в этих горах вечно, они выходят на высокий, каменистый перевал и перед ними раворачивается перспектива - Южный Склон, или Скалы Божьего Клюва, или Врата. Там они останавливаются и смотрят все дальше и дальше, и все ниже и ниже, на золотистые, залитые солнцем равнины Юга, на бесконечные поля диких злаков и на какие-то дальние, слабые, пурпурные пятна - стены и башни Городов-под-Солнцем.
На пути вниз они идут быстрее, и едят меньше и пыль от их прохода громадной тучей стоит позади.
Они приходят в Города - их всего девять, Терке-Катер самый большой занесенные песком, тихие, освещенные солнцем. Они вливаются внутрь через ворота и двери, они заполняют улицы, зажигают фонари, они несут воду из заполненных до краев колодцев, они швыряют свои постели в пустых комнатах, перекрикиваются из окна в окно, и с крыши на крышу.
Жизнь в городах настолько отлична от жизни на хуторах, что дети поначалу не могут в это поверить; они беспокоятся и сомневаются; они не одобряют ее. Здесь так шумно, жалуются они. Так жарко. Здесь нигде нельзя побыть одному, говорят они. И первыми ночами они плачут от тоски по старому дому. Но потом дети отправляются в школу, как только организуются школы, и там они встречают других детей своего возраста, и все они обеспокоены, все сомневаются, все не одобряют, все работают, все нетерпеливы и все в диком восторге. Еще дома все они научились читать, и писать, и немного столярничать, и работать на ферме; но здесь они попадают в продвинутые классы, здесь есть библиотеки, музеи, галереи искусства, музыкальные концерты, здесь учат искусству, литературе, математике, астрономии, архитектуре, философии - здесь занимаются спортом всех фасонов, играми, гимнастикой, а где-то в городе каждый вечер водят хороводы - и кроме всего, здесь присутствуют все остальные в мире, все толпятся в окружении этих желтых стен, все встречаются, и говорят, и работают, и думают вместе в бесконечном возбуждении ума и тела.
В городах родители редко остаются вместе. Жизнь здесь проживают не по двое, а в группах. Они плывут по жизни по-отдельности, следуя друзьям, пристрастиям, профессиям, и видятся друг с другом лишь изредка и не часто. Дети поначалу остаются с одним родителем или с другим, но через некоторое время они тоже хотят жить по-своему и уходят, чтобы обитать в одной из коммун для молодежи, в общежитиях, в дормиториях колледжей. Молодые мужчины и женщины живут вместе, как и взрослые женщины и мужчины. Когда отсутствует сексуальность, пол не слишком-то важен.
Ибо всем они занимаются под солнцем в Солнечных Городах, только не занимаются любовью.
То есть, они любят, они ненавидят, они учатся, работают, тяжко думают, тяжко трудятся, играют, они страстно наслаждаются и отчаянно страдают, они живут полной и человеческой жизнью. Но у них никогда не бывает даже мыслей о сексе - если, конечно, как сказал мне Кергеммег с непроницаемым лицом прекрасного игрока в покер, если они не философы.
Как человеческие существа они продолжают жить той же жизнью, что и на Севере.
Кергеммег сказал, что пока они находятся на Юге, они совсем не скучают по своей сексуальности. Мне пришлось поверить ему на слово, которое было сказано, как ни тяжело нам это представить, просто, как деловитое заявление об имеющемся факте.
И когда я пытаюсь пересказать здесь то, о чем он говорил мне, то кажется неверным описывать их жизнь в городах как целибат или воздержание, ибо эти слова предполагают насильственное или добровольное сопротивление желанию. Но там, где нет желания, нет и сопротивления, нет воздержания, а скорее есть то, что можно назвать - в радикальном смысле этого слова невинностью. Они не думают о сексе, они не скучают по нему, это просто не-проблема. Брачная жизнь для них - пустое и бессмысленное воспоминание. Если пара остается на Юге вместе или часто встречается, то лишь оттого, что они любят друг друга. Но и друзей своих они любят тоже. Они никогда не живут отдельно от других людей. Весьма мало уединенности в больших многоквартирных городских домах - никто не заботится о ней. Жизнь здесь носит коммунальный характер, она активна, общественна, стадна и полна удовольствий.
Но медленно дни становятся теплее, воздух суше, возникает беспокойство в воздухе. Тени начинают падать по-другому. И толпы собираются на улицах, чтобы услышать, как жрецы Года объявят о солнцестоянии, и следить, как солнце остановится, помедлит и повернет на Юг.
И люди покидают города, сегодня один, завтра другой, послезавтра целое семейство... Все снова начинает расшевеливаться, растет гормональный хмель в крови, первые смутные намеки или воспоминания, знание тела о том, что наступает его царство.
Молодые люди следуют этому знанию слепо, не зная, что они знают его. Женатые пары соединяются вместе всей своей пробуждающейся памятью, необычайно сладкой. Домой, идти домой и быть там вместе!
Все, чему они научились и чем занимались все эти тысячи дней и ночей в городах, остается позади, пакуется и откладывается в сторону, до тех пор, пока они снова не вернутся на Юг...
"Вот почему оказалось так легко сбить нас с толку", сказал Кергеммег, "потому что наша жизнь на Севере и на Юге столь отлична одна от другой, что она кажется вам, другим, несвязной и незавершенной. А мы не можем связать эти половинки рационально. Мы не можем объяснить или оправдать наш Мадан тем, кто живет лишь одним видом жизни. И когда бейдераки пришли на нашу планету, они сказали нам, что наш Путь всего лишь инстинкт, и что мы живем наподобие животных. И нам было стыдно".
( Я позднее поискала "бейдераков" Кергеммега в "Энциклопедиа Планариа", где обнаружила статью о бейдрах с планеты Юнон, агрессивном, предприимчивом народе с высоко продвинутой материальной технологией, у которых не раз возникали сложности с Межпланетным Агентством из-за вмешательства в дела других планет. Туристский путеводитель обозначает их символами, которые имеют смысл "особая предрасположенность к инженерному делу, компьютерному программированию и системному анализу").
Кергеммег говорил о них с болью. У него изменился, стал напряженнее, голос. Он был ребенком, когда они появились - первые посетители, так уж случилось, с другой планеты. Он размышляет о них всю свою дальнейшую жизнь.
"Они говорили нам, что мы должны взять контроль над своими жизнями. Что мы не должны жить двумя раздельными полу-жизнями, но жить полностью все время, весь год, как делают все интеллигентные существа. Они были великими существами, полными знания, с высокой наукой, с большим комфортом и роскошью жизни. Для них мы воистину были немногим более чем животные. Они рассказывали и показывали нам, как другие люди живут на других планетах. Мы увидели, как глупо мы поступаем, оставаясь без удовольствий секса половину нашей жизни. Мы увидели, как глупо тратить так много времени и энергии на ходьбу между Севером и Югом пешком, когда мы могли бы сделать суда, или дороги с машинами, или самолеты, и ездить туда-сюда, или летать, или плавать хоть сотню раз в год, если нам так нравится. Мы увидели, что могли бы построить города на Севере и сделать хутора на Юге. Почему бы и нет? Наш Мадан был иррациональным и расточительным, нами управляли всего лишь животные импульсы. А все, что нам надо было сделать, чтобы стать свободными от них, так это принимать лекарства, ибо само наше существо можно изменить генетической наукой Бейдера. Тогда мы сможем жить, не освобождаясь от сексуального желания до тех пор, пока не станем очень старыми, как это происходит у самих бейдераков. И тогда любая женщина будет способна забеременеть в любое время до ее менопаузы - и даже на Юге. И число наших детей не будет ограниченным... Да они просто рвались дать нам эти лекарства. Мы знали, что их доктора мудры. Как только они прибыли к нам, они стали давать нам лекарства от некоторых наших болезней, которые излечивали людей, словно чудом. Они знали так много. Мы увидели, как они летают на своих аэропланах, и завидовали им, и стыдились.