— Предлагаете свои услуги? В качестве половины или в качестве свахи?
— А что? — оживилась я. — Хотите, познакомлю? Вот такая девчонка! А если не понравится…
— Стоп-стоп-стоп! Лучшая реклама — положительный результат. Когда мы увидим результат ваших поисков?
— Еще при этой жизни! — уверенно пообещала я. — По закону диалектики количество однажды перейдет в качество… Вам не кажется, что как-то подозри-тельно темнеет?
Глеб оглянулся на окно. Сказал голосом Пятачка:
— Кажется, дождь начинается!
Я глянула на часы и виновато сморщилась.
— Не хотела вас забалтывать до такой степени. Может, уже пойдем? А то при вас ни зонта, ни плаща.
— Не сахарный, — Глеб полез в карман за деньгами — тут же подлетела официантка. Мне бы пришлось семафорить ей часа два. Есть же люди, которые всегда заметны… Интересно, это у них от природы или они курсы какие специа-льно проходят?
— И упакуйте с собой пирожные.
Так, завтраки в течение недели мне обеспечены.
На улице ощутимо похолодало. Глеб наполовину застегнул куртку, деловито огляделся.
— И что в следующем номере нашей программы?
Я с надеждой уставилась на него. После еды у меня мощно работает пи-щеварительный процесс и полностью отключается мыслительный. Кроме по-сещения зоопарка я предложить уже ничего не могла. Но все же следовало быть тактичной.
— А разве вам не пора домой?
— Домой? Что я там забыл?
— Ну… там у вас Буров. И Галя.
Глеб посмотрел на меня, и я пояснила:
— Гости.
Он пожал плечами.
— Сергей знает, как у меня дверь закрывается. Вам холодно?
Даже если б у меня зуб на зуб не попадал, черта с два б я ему в этом призналась — а вдруг он тоже проявит тактичность и отправит меня домой? Туда мне совершенно не хотелось, как не хотелось, чтобы наступал понедельник, когда все станет на свои места.
Глеб протянул руку.
— Давайте ваши пирожные!
Я опасливо отдала коробку.
— А вам можно доверять?
— Можно — в отношении пирожных. Так куда идем?
Я смотрела на него преданно. Предложи он мне сейчас пойти пересчиты-вать все мусорки в округе, я бы согласилась, ни секунды не раздумывая. В об-щем, я слегка свихнулась. Вернее, свихнулась больше обычного, поскольку это было моим постоянным состоянием.
Он перестал глазеть по сторонам и посмотрел на меня — опять получилось снизу вверх — странное ощущение, словно он действительно во мне нуждался. Зависел от меня.
— Идемте?
— Куда?
— Провожу вас домой.
— Это далеко.
— Я в курсе. Устали?
— Нисколько.
Мы вновь побрели по потемневшей улице — больше помалкивая, словно уже наговорились впрок, так что молчание казалось необременительным. Ощутимо холодало — будто там, за облаками, кто-то спохватился и, спеша наверстать упущенное, готовился наслать на нас вместе с дождем еще и снег.
Дошли как-то слишком быстро. Лифт — о, чудо! — работал. Глеб нажал на кнопку — надо же, только сейчас заметила, что и живу и работаю я на четвертом этаже! В тесном пространстве лифта казалось, что Глеб стоит слишком близко, я бы даже сказала, интимно близко. Когда лифт, наконец, остановился, я осторожно вздохнула.
— Вижу, сделали свет? — сказал Глеб обыденно. Я отмахнулась.
— Ненадолго. Завтра с утра опять в темень.
Я искала ключи — когда у меня в сумке порядок будет?
— Не страшно? — спросил Глеб.
— Что?
— Опять в темень?
— Страшно. Сейчас всего боишься — темноты, мужика в лифте, заболеть, потерять работу…
— Последнее вам пока не грозит, — сказал Глеб с холодком.
— Что? — рассеянно спросила я, продолжая рыться в сумке.
— Потеря работы.
Я вскинула глаза и испугалась.
— Я не имела в виду… куда же они девались?
Не будь здесь шефа, я бы от злости все вытряхнула на пол.
— Может, вы их забыли? — подсказал Глеб.
— Не должна была… Где?
— Ну, не знаю, — Глеб неторопливо пригладил влажные волосы. — На работе, в машине, у меня… Пойдем искать?
— Смейтесь-смейтесь… Ага, вот они!
Я вставила ключ до половины — он застрял. Подергала туда-сюда и сообразила, что ключ от нижнего замка. Выдернула — и уронила всю связку на бетонный пол.
— Дайте я, — мы чудом не столкнулись лбами, как в комедийной мелодраме. Глеб легко, будто заправский взломщик, открыл мою дверь и картинным жестом протянул покачивающие на колечке ключи.
— Прошу!
— Спасибо…
Я нерешительно крутанула на пальце ключи, глядя в темноту квартиры. Подняла глаза и вспыхнула — Глеб стоял, упершись рукой в стену, и с улыбкой наблюдал за мной.
— Думаете кинуться на прощание на мою мужественную грудь?
Я неловко засмеялась — не очень-то приятно, когда видят насквозь все твои терзания.
— Что-то в этом роде! До завтра?
— Наташа.
Я замедленно обернулась. Глеб сказал — уже без улыбки:
— Я действительно рад, что вы вчера приехали.
— Я тоже, — осторожно сказала я.
Глеб протянул руку, провел большим пальцем по моей щеке, губам…
— До завтра!
Повернулся — и нет его. А я прислонилась спиной к косяку — полное впечатление, что меня крепко поцеловали на прощание. А он и хотел… И я…
О, господи ты, боже мой!
В общем-то, одеваюсь я на работу по облегченной программе — то есть про-тягиваю утром руку в шкаф и хватаю первую попавшуюся вещь — не слишком мято, не слишком грязно, вот и ладно. Но сегодня моему гардеробу был устроен генеральный смотр. Спустя полчаса я стояла посреди разбросанных тряпок, уныло оглядываясь: все было или мало или большо, не того цвета, не такого фа-сона, все давно вышло из моды — причем не только моей, но и моды моей бабушки — и вообще, где только были мои глаза, когда я все это покупала! Нет, надо решительно обновлять гардероб — хотя бы по одной вещи в полгода, но стильной и хорошего качества. Вот только туфли куплю… А если надеть этот пиджак и джемпер? Приложила их к груди и уставилась в зеркало, на себя, стоящую голышом среди вороха разбросанной одежды с горящими щеками и лихорадочными глазами…
Я пришла в себя и ужаснулась. Я что, совсем?! Безжалостно, комом, запихнула вещи обратно в шкаф, выбрав назло себе и миру самое унылое, самое широкое, серо-зеленое платье — еще чуть длинней рукава — и готова смирительная рубашка для сумасшедшего дома. Я вполне для него созрела.
А потом чуть ли не всю ночь маялась в постели, злобно ворочаясь с боку на бок. Наконец не выдержала, встала, накинула халат, и, сев на кухне, закурила. И докурив, поставила себе диагноз:
Дорогая моя, ты сошла с ума.
Милая моя, это просто неприлично, в твоем-то почтенном возрасте.
Идиотка несчастная.
Ты влюбилась.
И с этим успокаивающим диагнозом отправилась обратно в постель.
Разумеется, по закону подлости, уснула я крепко-накрепко к самому звонку будильника и этот самый звонок приняла просто за какой-то надоедливый писк. Подбросило меня на кровати почти на полчаса позже. Господи, боже ты мой, только не сегодня! С понедельника начнешь…
Если б кто видел, как я подкрадываюсь к месту работы, точно бы решил, что я — террорист, посланный подорвать милый Глебу Анатольевичу Пахомову офис по программному обеспечению. Я постояла у двери родного кабинета, вся превратившись в слух и чуть ли не принюхиваясь. Голоса Глеба не было слышно. Но он мог и молчать, ведь так? Я приоткрыла дверь и просочилась в узкую щель, подобно сквозняку или привидению.
— Приветик, — буднично сказал Буров, не отрывая глаз от экрана. Тетки поздоровались вразнобой. Я добралась до своего места, разделась, переобулась и попробовала заняться своими обязанностями.
— Дырка будет, — сказал Буров.
— А? — я непонимающе глянула на него и сообразила, что уже полчаса сти-раю пыль со своего так и не включенного компьютера.
Глеб все не являлся. То его черти спозаранку приносят, а как ждешь-по-ждешь — нет его. Я поначалу вздрагивала от каждого шороха, а потом, наконец, наружу полезла здоровая злость — на себя, на него, на спокойненьких сотрудни-ков, на шизофрению, которую люди почему-то называют любовью.