— Ух ты! — повернулась с восторгом, задирая полы плаща — с них текла вода. — Вот такая ванна!
И для полного счастья еще подпрыгнула, обрызгав до головы себя и шефа.
— Стойте! — сказал Глеб с ужасом. — Стойте, не двигайтесь, я подгоню ма-шину!
Я послушно осталась стоять в луже, запрокинув голову и ловя ртом дож-динки. Кайф!
Меня потянули за рукав, я увидела перед собой тихо урчащую машину. У нее были забрызганы фары, и я немедленно кинулась протирать их полами плаща — нельзя же ехать ночью с такими тусклыми фарами! Глеб с трудом отго-ворил меня, уверив, что мой плащ гораздо грязнее, чем его фары. Усадил меня, включил печку.
— Снимайте туфли. У вас ноги промокли.
Я немедленно стянула раскисшие туфли, подобрав под себя ноги, пожали-лась:
— И ведь больничный вы мне не заплатите…
Он закинул руку на спинку сиденья, оглянулся, сдавая назад.
— Замерзли?
— Не-а… — я широко, с поскуливанием зевнула. Голова кружилась и неумо-лимо склонялась припасть к его мужественному плечу. Я прижалась щекой к спинке сиденья и немедленно уснула. Я слышала шорох шин, толчки на неров-ной дороге, рев далекой сирены — и только сворачивалась поудобнее, кутаясь в плащ…
— Наташа… Наташа…
Я заворчала, просыпаясь. Моргая, огляделась — меня немедленно повело в сторону, и я ткнулась головой в стекло дверцы.
— Все нормально?
Я сглотнула, кивнула, спросонья и спьяну не соображая, где у него от-крывается дверь, Глеб молча помог, я вывалилась наружу, и меня тут же вы-рвало — чуть ли не на колеса машины. Я плевалась и рыдала, замечательный ужин и дорогое шампанское очутились на асфальте, а Глеб держал меня и молча подсовывал свой платок. Я ожесточенно вытирала лицо, размазывая пот, слезы, косметику, воду и ненавидела в этот момент и себя и его. А потом не осталось сил и для ненависти — на короткой дистанции от машины до подъезда меня вывернуло еще пару раз, и до квартиры я добралась, вися на Глебе.
Прислонив меня к стенке, шеф стянул мой плащ и дотащил до дивана. Я, тихо поскуливая, только шевелила глазами, наблюдая за ним. Комната ехала куда-то вправо и вниз, я поскорее зажмурилась, но тогда подо мной начинал кружиться диван. Что-то холодное легло на мой лоб — шеф приволок мокрое по-лотенце, профессионально вытер шею, лицо, руки. Я покорно вытягивала из одежды руки, потом ноги, потом на меня опустили одеяло, а вслед за ним — по-толок — и я опять перегнулась через диван в рвотной судороге. Предусмотри-тельный шеф, оказывается, успел поставить рядом тазик. С ним он и скрылся в ванной, а когда вновь объявился, заявил обвиняюще:
— У вас нет молока!
— У меня много чего нет… — пробормотала я, переворачиваясь на спину. Меня трясло. Через секунду я обнаружила его руку, трогающую мои ноги, и с не-доумением утянула их под одеяло.
— Холодные, как лед! — сказал шеф. — У вас есть носки? Шерстяные?
Я вяло отмахнулась, вновь проваливаясь в забытье. И проснулась, когда он начал натягивать на меня носки — и где нашел, сама второй месяц ищу… Я открыла глаза и с болезненным прищуром уставилась на шефа. Он был оза-бочен.
— Езжайте, а?
— Но вы…
— Что, в первый раз, что ли?
— Но…
— Да идите, мне без вас тошно!
Глеб помаялся еще, поглядывая то на меня, то на часы. Вздохнул и, стре-мительно повернувшись — у меня в глазах опять замельтешило — бросил на ходу:
— Выздоравливайте. Спокойной ночи.
Спокойной… ну сморозил!
Звонок дошел до меня не сразу. Я подняла тяжелую голову, во рту было сухо и гадко, все тело болело, словно меня черти всю ночь цепами молотили. За не задернутым окном было темно, но ощутимо серело… Глянув на часы, я толч-ком сбросила себя с дивана — в голове бултыхнулась пульсирующая боль — схва-тила развешанные на спинке кресла вещи. И только натянув колготки, обратила внимание на методично названивающий телефон. Торопливо застегивая пуговицы, я сверлила его злобным взглядом: люди и так опаздывают, а тут ты еще… Не выдержав, схватила и рявкнула в трубку:
— Ну!..
Тишина, потом осторожный голос:
— Наташа? Как самочувствие?
— Мое? — оторопело уточнила я.
— Ваше. Мое в порядке.
— Нормально…
— Я хотел сказать, что вы можете сегодня не приходить на работу. Отле-житесь.
Я уставилась на свои ноги. Колготки забрызганы до колен.
— Спасибо, Глеб Анатольевич. Я бы все равно не смогла придти…
Мой голос звучал так кротко, что шеф сразу насторожился:
— Почему?
— Потому что мои туфли остались у вас в машине.
Пауза.
— И что?
Я удивилась его тупости.
— А других у меня нет.
Пауза.
— Туфель?
— Туфель, — подтвердила я, не понимая причин его недоумения.
— Я привезу, — сказал Глеб задумчиво. — После работы. Отдыхайте.
— Бла-а-дарю вас-с… — сказала я в запикавшую трубку. Начала раздеваться обратно. Ага, наш шеф не привык иметь дело с женщинами, у которых всего одни туфли. У его подруг гардероб размером наверняка со всю мою одно-комнатную…
Я села, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Так, можно двигаться. Можно даже дойти до двери — вон, звонок соловьем заливается. Не спрашивая, я распахнула дверь и хмуро уставилась на Бурова. Тот глядел на меня с интересом.
— Ну? — спросила я.
Видя, что впускать его не собираются, Буров протянул руку и потряс перед моим носом пакетом, как пропуском.
— Глеб Анатольевич изволили передать!
— Что?
— Туфли.
Я задумчиво приняла пакет, и Буров, воспользовавшись этим, проник в квартиру. Стал разуваться — я так расслабилась, что не пресекла его поползно-вения сразу.
— Кофием напоишь? — деловито спросил Буров. Я вяло отмахнулась, и, по-няв это как приглашение, он направился в кухню. Я поплелась следом, прижи-мая к груди пакет. Сиротливо села на табуретку, уныло разглядывая суетящегося Бурова — мне от такой активности снова делалось дурно. Буров, не обращая на меня внимания, мурлыкая, варил кофе. Я заглянула в пакет. Туфли покороби-лись и стали деревянными, хотя, похоже, их пытались намазать кремом. Даже в здравом уме и в твердой памяти я бы не смогла представить шефа, чистящего мои туфли… Я поставила драгоценную обувь на пол, на них — озябшие ноги. По-прежнему мурлыкавший Буров водрузил передо мной внушительную чашку кофе и, ухватив в лапы вторую, прислонился задом к подоконнику. Я осторожно понюхала кипяток — желудок промолчал, сделала осторожный глоток — живот бурк-нул, но выдержал.
— Глеб задерживается, — обыденно сообщил Буров.
Я моргнула.
— Где?
— Встреча у него какая-то…
— Ну?
— Задерживается, говорю.
— И что?
Буров посмотрел на меня, как на дуру, и пояснил:
— Просил передать.
— А, — сказала я.
Буров сделал задумчивый глоток и зашел с другой стороны.
— А где это он твои туфли нашел?
— У себя в машине, — брякнула я и почувствовала, что начинаю стремительно краснеть. Но Буров, на удивление, обошелся без комментариев.
— Глеб говорил, ты с похмелюги маешься. Я тут тебе молока, пива и сока притащил. Чем лечишься?
— Откуда я знаю? — огрызнулась я. — Я что, каждый день с перепоя? Это у тебя надо консультироваться!
Буров, похоже, обиделся, хоть я не сказала ничего, кроме правды. Сделал большой последний глоток, поставил чашку в раковину.