Затормозил, приминая подушку, различая впереди раскуроченное металлической лебедкой препятствие. Только сейчас заметил, что ударом кукурузу выбило из руки и теперь золотые зубы початка разбросаны по всему салону. В сердцах бросил: «Блядь!» — и добавил еще одно ругательство, когда заметил, что препятствие, в которое он въехал — милицейский «газик». Надавил дверь, она открылась легко: трехмиллиметровые стальные листы, которыми был укреплен его автомобиль, не позволили геометрии кузова расползтись. Броня защитила и двигательный отсек: радиатор не парил, значит, можно ехать дальше.
Он подошел к «газику» — задняя часть советского «джипа» была вдавлена в салон и приподнята от удара. Все стекла высыпались. На водительском месте, уткнувшись лицом в руль, сидел без сознания подполковник Выхухолев. Мужчина снял с милиционера фуражку, померял пульс на шее, приподнял пострадавшему голову: на лбу наливалась космической чернью огромная шишка.
— Живучий менток, — прокомментировал Пиджак. — Повезло тебе, что я тебя сзади нагнал. Если в лобовую — отправился бы с Дзержинским в городки играть.
Он подержал голову милиционера в руке, разглядывая безмятежное лицо.
— А вообще пристегиваться надо, епт! Нас же учите пристегиваться, а сами что?
Его взгляд упал на белый целлофановый пакет «ГУМ 60 лет», лежащий рядом с вырубленным Выхухолевым. Пиджак потянулся через выбитое стекло и вытащил мешок из машины. Заглянул. Пакет был заполнен тугими пачками со стодолларовыми купюрами. «До хуя!» — флегматично произнес мужчина. И добавил: «Сошлось!» Лениво вытянул один денежный сверток, взвесил в руке, сунул обратно в мешок. Нащупал другой, тоньше и легче. Небрежно, как в казино, бросил Выхухолеву на колени.
— За ущерб, — объяснил он не слышащему его милиционеру и вернулся в машину.
Набрал номер на спутниковом телефоне.
— Слышь. Тут такой поворот неожиданный, — объяснил он трубке, в недоумении почесывая себе лоб. — Нашлись деньги. Деньги, говорю, нашлись. Да! Ну. Вот так, да! Да! Бывает, ну что ты хочешь! Нашлись. Я не считал, но вроде все. До хуя, понимаешь? Да в том-то и дело: у мента были. Я тут в мента случайно въехал. В жопу. Разогнался, отвлекся. На бабу отвлекся. Красивая баба шла, в юбке короткой, аж трусы видны, засмотрелся, ну. Не, машине ничего. Мент? Жить будет. Он же подполковник. Лейтенант бы сдох, а подполковник будет жить. Ну да. Выходит, все так и было, как коцык сказал. Действительно, выходит, менты забрали. Слышь. А что с самим коцыком делать? Как что планировал? Ясно, что планировал. Я ж не знал, что менты взяли. Я его вообще-то в лес вез, ламанш делать. А теперь что с ним? Что? В смысле отпустить? Вообще отпустить? На хуй? Понял. Не, ну в принципе справедливо. Да. Вопросов-то к нему нет. Уже нет. Хорошо. Отпустить.
Пиджак вышел из машины, обошел ее по кругу и концертным жестом открыл багажник. В нем смирный и бледный, как на отпевании, лежал Шульга. На носу у него виднелась свежая ссадина, но неясно было, получил ли он ее во время аварии (автомобили, даже самые роскошные, пока не снабжаются ремнями безопасности места пассажира в багажнике) или до нее.
— Выходим, — скомандовал ему мужчина.
Шульга обреченно свесил ноги на землю и взял лопату, лежавшую рядом с ним.
— Лопата не нужна.
Шульга ничего не спросил, но резко вздернул голову: его лицо выразило крайнюю степень удивления.
— Не нужна лопата. Иди отсюда.
— Куда идти? — спросил Шульга.
Он думал, что Пиджак собрался стрелять ему в спину.
— Куда хочешь иди. Деньги нашлись.
— Как нашлись? — переспросил Шульга.
Мужчина развернулся, чтобы уйти, но Шульга схватил его за рукав.
— Как нашлись? — переспросил он еще раз. — Так я что, живу? Свободен?
— На хуй иди от-сю-да! — по слогам, очень четко, объяснил ему Пиджак. — На хуй!
Походкой римского центуриона он прошествовал в салон. Хлопнула дверь, взревел двигатель и немецкий индастриал. Машина умчалась к горизонту, открыв Шульге батальную сцену раскуроченного милицейского «газика». Шульга подошел ближе, увидел вырубленного подполковника, уютно уложенного щекой на руль. Он понял, что ему лучше убираться отсюда, как можно быстрей, так как разбуженный из спячки медведь менее страшен, чем пришедший в себя с синяками на лице милицейский подполковник. Шульга засеменил в сторону Глуска, до которого было километра два. У перекрестка его подобрал мужик на телеге. Лицо мужика, как сфагнумом, было до самых глаз затянуто рыжеватой бородой. Земляки великолепно и очень содержательно помолчали до самой городской черты.