Ничему такому в лесохозяйственном училище не учили, пичкая вместо этого учащихся избыточными знаниями о флоре, фауне и противопожарной безопасности, которые любой местный житель узнавал еще с первыми отцовскими подзатыльниками. Были также занятия по истории, идеологии и точным наукам, которые еще больше запутывали сложную картину мироощущения будущих лесников.
На территорию училища вели резные деревянные ворота, на которых были запечатлены барельефы двух белок, радушно протягивающих друг другу огромные орехи, что должно было символизировать богатство леса, кладовой природы. «Лесохозяйственное училище и Музей леса» — было написано под белками. Зайдя во двор, приятели узнали у курившего на пеньке коменданта, что Вайчик преподает в 112 аудитории, и прошли к ней. Двери аудитории были закрыты, но это не остановило Серого, рванувшего их на себя прежде, чем Шульга успел вежливо постучаться.
Внутри оказалось три десятка будущих лесников, внимательно слушающих лектора, который говорил веско и медленно. Лектор был молод, но облачен в бороду и очки, что побуждало обращаться к нему по имени-отчеству. На лице у лектора застыло такое выражение, будто его из года в год окружали олигофрены, он привык к этому, но был бы рад увидеть хотя бы одного нормального человека.
Серый удивился, что на его появление в дверях лектор не отреагировал, тем более он удивился, когда лектор, не поворачиваясь к нему, сделал небрежный знак рукой: мол, опоздавшие, проходите, садитесь, не отвлекайте меня и аудиторию.
— Слышь, иди сюда, — сказал Серый громко, перебив говорящего на полуслове.
Лектор повернулся к Серому с таким видом, будто с ним заговорила человеческая задница.
— Вы из какой группы? — люто нахмурившись, спросил он.
— Я из никакой группы. Сюда иди. Разговор есть, — предложил ему Серый, который начал раздражаться непонятливостью мужчины.
Тот еще некоторое время повращал глазами в орбитах, показывая, как он удивлен бесцеремонностью визитеров, снисходительно процедил залу: «Пока подготовьтесь к тесту, который будет у нас в конце занятия» — и чинно поплыл навстречу ждущей его в дверях троице.
— Ты Вайчик? — спросил у него Серый.
Шульга все хотел подключиться к беседе, но ему стало интересно, чем закончится это общение.
— Я попросил бы! — напрягся Вайчик. — Александр Иванович!
— Хорошо, Александр Иванович, — отмахнулся Серый. — Короче, мы от Грини Люльки.
— А кто это? — удивился Вайчик.
— Не важно. Разговор есть, — Серый взял его за пуговицу рубашки.
Вообще ему очень хотелось врезать лектору по зубам, он инстинктивно чувствовал, что после этого беседа пойдет легче. Похоже, почувствовал намерения Серого и Вайчик, потому что сократил градус собственной величественности и даже изобразил улыбку.
— О чем, ребята, разговор?
— У нас бабка в деревне Буда золотые монеты нашла, — отодвинул Шульга Серого. — Сказала, что на берегу, но потом оказалось, не на берегу. А Гриня Люлька нас к вам отправил.
— Так вы про клады решили пообщаться! — на лицо лектора вновь вползло презрительное выражение.
— Ну, типа того, — надвинулся на него из-за плеча Шульги Серый.
Лектор пристально посмотрел на них: было видно, что его подмывает послать визитеров на четыре стороны, но опыт интеллигентской жизни в агрессивной среде Глуска подсказывает, что иногда высоких и широкоплечих незнакомцев, обращающихся к тебе со странными просьбами, лучше не посылать.
— Ну хорошо, у меня сейчас лекция. Приходите через сорок минут, — тоном огромного одолжения произнес Вайчик и захлопнул перед троицей дверь.
— Ишь ты, лекция у него. А что, эти дровосеки подождать не могли? — возмутился Серый, но Шульга уже тащил его прочь.
Дожидаясь Вайчика, приятели решили посетить Музей леса. Хомяк был решительно против: ему казалось, что музей — это такое место, куда парень идет с девушкой, чтобы продемонстрировать ей собственную культурность и склонить ее к близости. Поскольку ни Серого, ни Шульгу он к близости склонять не намерен был, он пытался настоять на собственной идее прогуляться к магазину за пивком: без алкоголя, недоступного в Буде, его душа зачерствела, как забытая на столе горбушка хлеба. Но Серому хотелось в музей, он надеялся увидеть в нем барсука, Шульге же хотелось в музей потому, что он считал себя человеком умным.
Они купили билеты у коменданта, который по-гусарски подкручивал усы, облокотившись на забор. Тот проводил их к деревянному домику музея, снял замок и включил свет. Коллекция оказалась необычной. Рядом с чучелами волков, медведя, енота, лисы (барсука не было) и других вполне реальных созданий, тут стояли создания из мира мифов. «Волколак», то есть оборотень, был изображен как большой черный волк, вставший на задние лапы и распростерший передние для нежного объятия. «Волколак (Полесье, Витебская и Могилевская области). От проклятья можно избавиться, напившись воды из нужного зачарованного колодца, ручья», — сообщала табличка, стоящая у когтистых лап волка. Хомяк аккуратно тронул шерсть — на ощупь она была настоящей. Рядом на камне сидел «ужиный король» — змея с прикрепленной к голове крохотной золотой короной. «Ужиный король (Брестская, Витебская области) может потребовать у человека услугу (уничтожить осиное гнездо, убрать мешающий змеям муравейник и т. п.), но взамен выполняет одно заветное желание», — было написано на табличке. Еще глубже, рядом с детально описанными повадками летучих мышей и несколькими чучелами оных, стояло странное создание, напоминающее то ли переплетенье сухих ветвей, то ли двуногую большую обезьяну с сидящими очень глубоко глазами. «Кущальник, или бармалей, — говорилось на информационном стенде. — Глусский, Октябрьский, Малиновский, Бабировский р-ны. Встречается глубоко в хвойном лесу после заката солнца, пугает прохожих, сбивает их с дороги. Помогает трехкратное чтение молитвы “Радуйся, Мария”». Из полутьмы экспозиции выглядывали лесуны, какие-то живые пни с бровями, сделанными из мха; видна была дрянь, похожая на ожившую паутину.