Тем временем шум за пределами кельи приближался, крики становились все более резкими и отчетливыми, можно было различить отдельные слова и наполовину бессвязные фразы. Не составляло труда понять, что характер их был отнюдь не дружелюбный. Монах на дверь больше не оборачивался, судорожно вцепившись в книгу побелевшими пальцами. Его речь превратилась в сплошной поток, без пауз между словами. Движения рук почти невозможно было разобрать. В центре кельи образовался узел, размер которого все увеличивался…
— Он торопился, — продолжал Ткач. — Он говорил и говорил, и каждое сказанное слово ложилось новой нитью в узор нового мира. Он сплетал эти нити, и узел постепенно приближался к тому, что ярким огнем горел в сознании монаха. Однако в нем все еще оставалось немало пустот, которые предстояло заполнить. И все же он успел… Успел дочитать заклинание до конца, успел сплести в узел все до единой нити, прежде чем толпа несчастных безумцев вынесла двери его кельи.
Невозможно представить себе восторг, охвативший монаха, когда он обнаружил себя стоящим на берегу прекрасного озера под лучами ослепительного солнца. Вместе с собой он перенес в новый мир несколько тысяч жителей города, расположенного неподалеку от монастыря. Чума еще не успела добраться до него, но не преминула бы сделать это в ближайшие дни. Сложно сказать, что они подумали, внезапно увидев, что они не у себя дома, но в любом случае такой исход лучше неминуемой и скорой гибели.
С этого момента монах стал Ткачом — создателем и властелином нового мира. Его мир представлял собой прекрасный материк несколько сотен лье по диагонали. Ткач назвал эту землю Гиперионом и первое время посвятил ее изучению, а также исследованию собственных возможностей.
Они, как и обещала Книга, были хоть и не безграничными, но очень значительными. Вызвать дождь, остановить лесной пожар или изменить направление ветра — все было во власти нового Создателя.
Все говорило за то, что замысел Ткача осуществился полностью и созданный им мир не имеет изъянов.
Денис увидел Сферу как бы со стороны. Этот мир нельзя было назвать планетой в традиционном понимании. Он был похож скорее на плывущий в вакууме мыльный пузырь, заполненный внутри воздухом, в центре которого неподвижно висел материк — почти идеально круглый и плоский, как блин. С высоты птичьего полета открывалась весьма привлекательная панорама. Леса, горы, реки и озера — все было словно игрушечное, чистое и яркое. Потом — Денис почувствовал, что прошли годы — тут и там появились деревянные, реже каменные домики, сбивающиеся в деревни, поселки и первые города.
— Вместе с людьми я позволил попасть на Сферу скоту и домашней птице, но никаким хищникам или паразитам. — Ткач перестал говорить о себе «этот монах». Видимо, жизнь на Земле в самом деле стала для него чем-то далеким и чужим. — Долгое время я полагал, что главная опасность, грозящая сферянам, это скука. Скука от слишком легкой и безбедной жизни. Здесь всегда царило лето, не было ни изнуряющей жары, ни холодов. Ураганы, наводнения, засуха — все эти и многочисленные другие беды остались на Земле. Почва Гипериона оказалась настолько плодородна, что люди с легкостью собирали по два обильнейших урожая ежегодно. Каждый житель Сферы был обеспечен едой и питьем, причем это не требовало тяжелого труда.
Так прошли первые сто лет. Ничуть не состарившись за эти годы, я понял, что если и не стал бессмертным, то по меньшей мере приблизился к этому состоянию. Люди пока не думали скучать, большую часть их помыслов занимало строительство и освоение новых земель. Население выросло, но голод никому не грозил. Войн не было, на мелкие междоусобные стычки я не обращал внимания, а те столкновения, что грозили закончиться серьезным кровопролитием, пресекал. Люди свыклись с моим существованием, знали о моем могуществе, и обычно одного моего слова было достаточно, чтобы охладить самые горячие головы.
Если честно, скучно жить становилось мне. Мое существование было слишком безбедным, любые проблемы решались без малейшего напряжения. Сила, могущество, власть… Ими можно наслаждаться, когда имеются основания их применять, когда есть достойные противники. А я был единственным Богом в своем собственном мире. Смешно сказать, но я уже начал подумывать о создании сильных врагов.
Но вскоре мне стало не до этого.
Когда у людей начали рождаться дети-уроды, я поначалу не придавал этому особого значения. Недоумевал, огорчался, но не более того. Уродства были разными, от многих из них просто бросало в дрожь. А случалось, младенцы вообще не походили на отпрысков рода человеческого.