- Ага. Катя, не сиди на земле, простынешь, - Костя отлипает от дерева и через один взмах ресниц оказывается рядом. Поднимает моё непослушное тело и сажает на бревно снова.
- Тут не удобно, - стараюсь не открывать широко глаза, оставить только небольшую щелочку – подсматривать за бешенным миром, пляшущим перед глазами.
- Садись так, - он снова прислоняется к дереву и притягивает меня к себе. Становится существенно теплее, но по коже всё равно скользят искорки мороза. Руки Кости двигают по моим, растирая, делясь жаром. У него всегда горячие руки.
- Сижу, - я поднимаю лицо и смотрю на тени под ресницами Кости. – Ты красивый. Я бы, может, замутила с тобой, но у меня есть Кирилл, и ещё мы поубиваем друг друга в первый же день отношений.
Удивляюсь, что получилось сказать что-то насколько связное и правильное.
- Хороший подкад, Катюш, - он тянется к бутылке, но я выбиваю её из рук, и вино с чавкающим плеском разливается по земле. Костя смеется. – Надо было это сделать до того, как напились.
- Я трезвая, - возражаю я, но язык снова подводит меня, проваливаясь куда-то за зубы.
- Я тоже, - он вздыхает и поднимает голову вверх, отворачиваясь от меня. Кажется, я смотрела на него слишком пристально. Чувствую себя неуютно в слишком долгих объятьях. Костя всегда слишком ценит личное пространство. Откуда эта откровенность? – Я согласен, встречаться не получилось бы. Но летний роман вышел бы отличный.
Пытаюсь представить это себе, но не выходит. Хотя за его бледной кожей наверняка пылает юношеская нерастраченная страсть.
- Это было бы забавно. Сеновал и всё такое, - хихикаю. – Интересно, а как ты целуешься?
- Давай попробуем? – он не опускает головы, и я всё ещё не вижу его глаз. Горячий комок перемещается из желудка в низ живота, распускается букет дурманяще пахнущих цветов.
- Летний роман? У меня вроде как мужик есть, - слова сливаются в неясное бормотание, словно мне стыдно, что я не свободна. Внутри полыхает неестественное желание подняться и прислониться губами к его губам, вырвать эти цветы из себя, хлебнуть его огня.
- Поцеловаться.
- Кажется, мы абсолютно пьяные, - признаю я, продолжая неподвижно лежать. – Ну давай.
Он поворачивается ко мне, неестественно медленно приближает своё лицо к моему. Сердце гулко бьется в горле. Костя ещё дает мне шанс отстраниться, отвернуться, предотвратить эту катастрофу, но я не двигаюсь. Под длинными ресницами плещутся блики, разливаются моря, превратив меня в соляной столб.
Гладкая кожа осторожно прикасается к моей. Губы мягко обхватывают мою нижнюю губу.
Горячо.
Щеки набухают жаром. По телу проносится волна мурашек.
Я боюсь пошевелиться, потому что тогда придется признаться в совершенном и прекратить это. А ещё на грани сознания неистово бьётся та самая мысль.
Кирилл.
Что я скажу Кириллу?
Я приоткрываю губы, признавая поражение.
Слишком хорошо…
Сильные пальцы сжимают мои предплечья. Я чувствую, как внутри всё дрожит, ожидая продолжения и боясь ответить.
Резкий звонок разрывает фоновый гул ночного леса. Я запускаю руку в карман и вытаскиваю телефон. Костя отстраняется и снова поднимает голову, улыбается серебристой луне.
На экране лицо Кирилла. Я отвечаю.
- Катя? Ты в порядке? Пропала из сети, - тон у Кирилла встревоженный. Я глубоко вздыхаю, пытаясь унять бешенный озноб.
- Я тут… прости…
- Ты пила? – Кирилла никогда не проведешь. Он чувствует меня сквозь сотни километров.
- Да, с Костей, - я неловко поднимаюсь с неожиданной тоской ощущая потерю теплой спины рядом. Понимаю, что это сделать всё равно придется, поэтому зажмуриваюсь и прыгаю в черный омут. – Мы поцеловались.
- Что?
- Мы с Костей поцеловались, - повторяю.
Кирилл молчит.
- Костя-сука, - цедит сквозь зубы. – Иди домой. Завтра обсудим.
Отключается.