Ни воины, ни слуги Танатоса, которых он видел неоднократно, не вызывали у Рико никаких добрых чувств и он совершенно не понимал некоторых болванов, которые, устав от тягот жизни, мечтали, чтобы их преображение произошло как можно скорее. В первую очередь потому, что все те порождения Танатоса, которых он видел, судя по всему не относились ни к мужчинам, ни к женщинам. Правда, все воины Танатоса отличались необычайно спесивым, высокомерным и бесцеремонным нравом. Этими своими качествами они могли посрамить любого идальго. Поэтому Рико и считал, что уж лучше стать рабом Танатоса, нежели его воином, точно такой же злобной тварью, а потому не рвался взять в руки отцовский меч. Однако, юная Исабель, которая сама пришла в его кузницу чуть более года назад и лишилась на его кровати девственности, своим сумасбродством заставила его, наконец, согласиться с тем, что он действительно может изменить их судьбу и они жить вместе. На долгое счастье Рико особенно не надеялся, его в Мундо дэль-Танатос не могло быть по определению, но они смогли бы тогда любить друг друга открыто и даже стали бы отцом и матерью.
Относительно последнего у Рико тоже имелись сомнения, стоило ли Исабель рожать от него детей, чтобы они когда-нибудь превратились в воинов Танатоса? Тем более стали бесполыми уродами, с глазами полными ненависти ко всему живому. В мире Танатоса, где здоровье и даже саму жизнь человека надёжно охраняли амулеты здоровья, висевшие на шее каждого, мало кто из воинов доживал до восьмидесяти лет, хотя некоторые пеоны жили и по сто пятьдесят и при этом оставались крепкими мужчинами и женщинами, пусть и с седыми волосами. Если бы не набеги, которые часто совершали на пуэбло идальго, то их жизнь можно бы назвать вполне счастливой, хотя она и заканчивалась не похоронами в могиле, а преображением в пасти Цветка Танатоса и уже только от этого на Рико частенько накатывала тоска.
Правда, таким образом Танатос даровал людям бессмертие, то есть вечную жизнь, а стало быть когда-то могли наступить и перемены к лучшему. Во всяком случае исключать такую возможность не следовало. Воины воинами, а вот слуги Танатоса намного больше походили на живых людей, да, и к обычным людям они относились с куда большей добротой и даже разговаривали с ними, а иногда делали какие-нибудь подарки, часто очень дорогие. Поэтому у Рико и не возникало желания становиться воином. Однако, в это утро, нежно гладя Исабель по волосам, он твёрдо сказал своей взбалмошной и настойчивой возлюбленной:
– Нинья, я сегодня же напишу письмо твоему отцу и потребую, чтобы мне отдали меч моего отца. – Та стала целовать его, но Рико, подхватив её на руки, сказал ещё твёрже – Ты должна немедленно одеться и идти к своему авиасу, Исабель. Я тоже не хочу, чтобы тебя заметили в Пуэбло дель-Торро.
Девушка улыбнулась и стала торопливо одеваться в мужское платье, но Рико куда быстрее натянул свои белые полотняные штаны и рубаху. Они вышли из маленькой спаленки Анхеля, его помощника, который ночевал сегодня в доме, во вторую комнату, немного побольше и Рико заглянул в холодильный шкаф. Там он нашел для Исабель головку козьего сыра, половинку круга колбасы и бутылку лёгкого вина. Для завтрака этого девушке вполне хватало, вот только завтракать в это утро ей придётся сидя в седле, но до авиаса, спрятанного в пещере за посёлком, Исабель ещё предстояло добраться. Сложив всё чистую коробку, он положил в неё несколько ломтей ржаного хлеба и две конфеты, подарок матери соседской девушки, однажды спасённой им из лап насильников. Исабель поцеловала его и он направился вместе с ней к двери, ведущей на склад. Там, в небольшой каморке, в полу всю ночь оставался открытым люк и отважная кабальера де волар быстро и ловко спустилась по лестнице, ведущей вниз, к потайному ходу, в котором они и встретились чуть больше года назад.
Рико как-то раз решил выкопать погреб, точнее потайной склад и поскольку отнёсся ко всему очень серьёзно, то стал рыть очень глубокую яму и наткнулся на трубу большого диаметра, изготовленную из очень прочного серебристого металла. Ему стало любопытно, что это за труба проложена на почти семиметровой глубине и он прорезал её с помощью режущей трубки. Труба, диаметром два с половиной метра, оказалась подземным ходом, наклонно уходящим под землю, и когда он пошел по ней вниз, то вскоре упёрся в перегородку из такого прочного металла, который не брала даже режущая трубка. Когда же он пошел вверх, то пройдя по подземному ходу четыре километра оказался в небольшой камере, скрытой под вершиной пологого холма. Наружу из этой камеры вёл узкий лаз, засыпанный камнями и когда он освободил его, то оказался в небольшом гроте и тот оказался ему хорошо знаком. Пару раз он приходил в него с девушками. Холм этот считался проклятым. Видимо потому, что когда дул ветер, из грота доносились громкие завывания.