Актриса пришла к выводу, что созданная ею картина а-ля Тарзан достойна гримера съемочной группы. Но она не могла вообразить ничего, кроме мелодрамы: человек ползет по полу с раскроенным черепом, кровь сочится сквозь слипшиеся волосы. Морская вода перекатывается по палубе, обрушиваясь в открытый люк над головой. Нелепо и жутко? Несомненно. Настоящая киноэпопея на библейские темы в синема, а в главной роли Мистер Вселенная прошлого года — с огромными мускулами и рудиментарным пенисом. Грандиозные пылающие закаты. Синевато-серые, серовато-синие бледные рассветы. Крошечное суденышко без конца покачивается на безбрежной маслянистой массе бесконечно вздымающейся воды. Воображение Натали не могло воссоздать ничего реального. Но, просто выкинув атрибуты масштабной постановки, ей, быть может, удастся нарисовать идеал. Ведь идеалы такого рода отчасти в духе Виктора Гюго, не правда ли?
— Именно это вы и собираетесь сделать? — Натали с удовлетворением отметила, что произнесла это совершенно естественным тоном.
— Да… Вам знакомы английские деньги? Такие здоровенные тяжелые медяки?
— Да. Пенни.
— А вы не замечали, что иногда они бывают очень старыми — почерневшими, стертыми, обкатанными, как будто долго пролежали под водой, но грязными. Изображение почти изгладилось, стало размытым, не голова, а скорее тень. Отвратительно! Иногда я чувствую себя таким же. Но в Южной Америке все проступает отчетливо. Ничто не стирается и не затаптывается, пока не обратится в призрак.
Нет, это не совсем в стиле Виктора Гюго.
Теперь, когда Раймонда вызвали на откровенность, слова давались ему легче.
— Вы, наверное, скажете: а почему бы просто не сесть на самолет?
— Нет, по-моему, я понимаю. Мы, европейцы, слишком засиделись на месте. И не видеть никого и ничего, кроме моря, неделями, а то и месяцами — это как раз то, что нужно.
— Я много думаю о первых испанских мореплавателях. Они огибали мыс Горн, чтобы достигнуть Тихого океана, даже не зная, что там, по другую сторону. Подумайте, они подплывали к самому Калифорнийскому заливу, а это ужасное место. Море Кортеса.
— Испанцы верили в Бога, и святых, и отцов иезуитов.
— Ну что ж, — без всякого выражения заметил Раймонд, — мне понятен ход их мыслей. Там, на юге, у мыса Горн, очень холодно. Там лед и всегда туман. Все вокруг окутано этим туманом. Голоса. Привидения.
К Натали вернулся привычный парижский скептицизм.
— Ну да, голоса. Наверное, морских птиц.
Он вдруг рассердился, и эта злость напугала ее.
— Да не будьте же такой глупой, черт возьми! Когда вы в тепле, сытно пообедали и лежите в уютной постели, конечно, никаких привидений нет. Но когда вы одна, сильный ветер дует десять дней без остановки и не понять, куда вас занесло, потому что небо затянуто тучами и невозможно сориентироваться, — совсем другое дело. Вы поспали три раза по полчаса за двое суток, одежда вымокла, а ваша основная пища — холодная солонина из консервной банки. Потом вы входите в туман… Я пытаюсь объяснить, что некоторые вещи перемалывают вам кости и выжимают все соки.
Он вдруг умолк.
— Продолжайте, — попросила Натали.
— Понимаете, сначала неделями дует пассат. Теплый, приятный и спокойный. Одиночество — в удовольствие, а не в тягость. Вы ловите рыбу, штопаете носки и распеваете песни. Совсем как в книге для мальчишек: «До чего же здорово, здорово быть пиратским королем!» Потом, постепенно, вы уходите из полосы ветра. Наступают тишина и штиль, и вы замечаете иней на палубе по утрам. И вот однажды появляется снег — очень мелкий, твердый, рассыпчатый снег. Ну а дальше вы начинаете жалеть, что появились на свет. Вам хочется, чтобы рядом неотлучно находилось несколько святых.
Натали слушала открыв рот.
— Итак, вы уже готовы пуститься в это… предприятие, — выдохнула она. — И, глядя на залитые солнечным светом зеленые деревья, думаете о туманах и льде, о штормах и голосах, об истощении и страхе, о том, как непросто начать. Этого не нужно стыдиться. Вы боитесь.
— Да.
Натали замерла, а потом протяжно вздохнула, как будто разговор ее очень утомил, а потому лучше всего лечь спать, позабыв о мире, полном привидений.
— И все-таки вы отправитесь.
— На судах действует одно несносное правило. — Тон Раймонда снова был вежлив и шутлив. — Посуду надо мыть сразу.