Уолтер Фарлоу заметил, что Гин стал замкнутым, под глазами у него появились темные круга, как будто он никогда не высыпался. И это была правда. Каждую ночь он запирал свою молодую жену в маленькой комнате рядом со спальней, затем закрывался на ключ и ложился спать в кровать с балдахином. Ключ от двери в комнату Лори он носил у себя на шее на цепочке; рядом с его кроватью на расстоянии вытянутой руки лежала большая охотничья винтовка, которую ему молча вручил Матье.
Лори по-прежнему работала во Франко-африканском банке, так что они часто встречались во время ленча и кофе. Она стала более сдержанной, иногда бывала необъяснимо отчужденной и задумчивой, как будто ее мысли витали где-то далеко. Гину часто приходилось по несколько раз повторять свой вопрос, и только потом она отвечала.
По вечерам, если они не отправлялись куда-нибудь в гости или Гин не был занят допоздна на работе, ритуал был неизменным. Они ужинали при свечах. Миссис Сэмпл обычно доминировала в разговоре, вспоминая Египет и Судан, потом слушали музыку или смотрели телевизор и наконец укладывались спать. Перед сном Гин целовал Лори у двери в ее комнату и запирал дверь на ключ. Он всегда дергал за ручку, чтобы быть уверенным, что она закрыта. И говорил: «Спокойной ночи, Лори, приятного сна». И всегда ждал, что она ответит, хотя она никогда ему не отвечала. Потом он ложился и не смыкал глаз, разглядывая балдахин, и прислушивался: то ему казалось, что он слышит ее дыхание, то будто кто-то скребется в дверь. Утром, около семи, он просыпался после нескольких часов тревожного сна и шел открывать ее ночную темницу. Лори всегда улыбалась ему, такая красивая и нежная, что с течением времени воспоминания о двух первых ужасных ночах стирались из памяти и ему все труднее становилось запирать ее на ночь. Только какой-то инстинкт, засевший глубоко в подсознании, заставлял его делать это — и еще гравюра «Газель Смита». Лори, казалось, принимала это заключение спокойно и рассудительно, так же, как и свое наполовину львиное тело. Но именно эта ее покорность создавала для Гина трудность в общении с ней. Он начинал думать, что это будет продолжаться бесконечно, что она смирилась и довольна своим положением получеловека-полузверя.
Лори записалась на пластическую операцию в частную клинику к доктору Бейдермейеру и отнеслась к предстоящей операции спокойно и мудро. Когда Гин начинал говорить с ней об этом, уверяя, что все пройдет хорошо, она только улыбалась и говорила «Да, я знаю» с таким видом, будто она знает что-то такое, что вскоре может все изменить. Миссис Сэмпл тоже, казалось, разделяла с ней этот секрет, так что к концу третьей недели Гин почувствовал себя тем единственным человеком на тонущем корабле, от которого скрывают, что судно дало течь.
Однажды вечером, в четверг, проводив Лори до двери ее спальни, он сказал:
— Очень скоро ты забудешь само слово «убасти». Я чувствую это.
— Ты думаешь?
— Ты забудешь, если захочешь. Ты же хочешь забыть?
Лори взглянула на него с легким, едва заметным сожалением. Позади нее тусклый приглушенный свет падал через витражное окно на широкую лестницу.
— Иногда я и сама не знаю.
Гин распахнул перед ней дверь ее спальни.
— Если ты хочешь остаться такой, какая ты есть, я не собираюсь принуждать тебя, Лори. Но в таком случае я не смогу оставаться твоим мужем.
Она слабо улыбнулась.
— Может, нам следует сделать сейчас следующий шаг? — сказала она. — Это поможет мне быстрее измениться.
— Какой следующий шаг?
— Может, тебе следует пригласить меня в спальню, как это делают все мужья?
Он ничего не ответил.
— Гин, — сказала она, касаясь его руки, — это не должно продолжаться. Я не обращаю внимания на то, что ты запираешь меня здесь. Я знаю, что ты чувствуешь. Но наш брак, по сути, неполноценный. Мы даже не пытались быть вместе.
Гин отвернулся, смутившись.
— Ты доказал, что любишь меня, оставшись со мной и стараясь помочь мне, — сказала она. — Я хочу убедиться, что ты любишь меня не только как человека, но и как женщину.
Гин посмотрел на нее, пытаясь прочесть в ее глазах, о чем она думает. Они были такими же непроницаемыми, как и всегда.
— Если я впущу тебя к себе, — сказал он хрипло, — у меня ведь нет гарантий, что… ты не…
— Да, — ответила она, — у тебя их нет.
Он посмотрел на ключ, который держал в руке. Действительно ли он означал выбор между жизнью и смертью или нужен был только для того, чтобы успокоить его расстроенные нервы и развеять преувеличенные страхи? В конце концов, ведь Лори не пыталась его убить, даже когда они спали в одной комнате. Все, что она сделала, — это выпрыгнула из окна и задрала овцу. А потом она утверждала, что жареная и поданная на блюде овца ничем не лучше сырого мяса.
Гин все еще стоял в нерешительности, когда увидел Матье, поднимающегося по лестнице, как всегда молчаливого, с каменным лицом. Он увидел их в коридоре и остановился.
— Спокойной ночи, Матье, — сказала Лори, ясно давая понять, что ему надо удалиться.
Но Матье стоял на том же месте, держась за перила, и, по-видимому, не собирался уходить.
— Ладно, Гин. — Лори быстро улыбнулась. — В другой раз.
Гин вопросительно посмотрел на нее, затем на Матье. Между Лори и Матье явно существовала какая-то договоренность, именно поэтому Лори при его появлении сразу же изменила свое решение. Она поцеловала Гина, пожелав ему спокойной ночи, и скрылась за дверью. Матье наблюдал, как Гин вставляет ключ в замочную скважину и поворачивает его, затем, явно удовлетворенный, продолжил свой путь.