Он снова сел и, хмурясь, уставился на тлеющую сигарету так, словно струящийся дымок мог указать ему путь к будущему счастью.
— Послушай, — сказала Мэгги, — если это облегчит тебе жизнь, почему бы не отпустить меня на пару часов, я схожу в специальную антропологическую библиотеку и посмотрю, что еще там можно найти для тебя.
— Но ты не обязана.
— Я знаю, что не обязана, но хочу это сделать. Ты должен понять, что Лори — красивая девушка с небольшими генетическими проблемами, что Сэмплы — не монстры и что пора перестать из-за этого волноваться. Генри Несс заметил, что ты чем-то обеспокоен, ты знаешь? Он думает, что ты сделал что-то ужасное и не хочешь ему рассказать об этом, например продал Панамский канал Фиделю Кастро.
Гин посмотрел на часы:
— Хорошо, Мэгги, иди. Но тебе нужно быть здесь к трем.
— Отлично, — сказала Мэгги, допивая кофе. Она встала и окликнула его:
— Гин!
— Да?
— Помни, что я когда-то любила тебя и, возможно, все еще люблю. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Гин улыбнулся:
— Спасибо, Мэгги. Ты у меня на втором месте после ангела-хранителя.
Было пять часов вечера. Мэгги все еще не вернулась из библиотеки. Генри Несс устроил срочное совещание на двенадцатом этаже.
Гин оставил для Мэгги записку на пишущей машинке с просьбой позвонить ему домой, взял свои бумаги и отправился на собрание.
Уолтер Фарлоу стоял у двери в конференц-зал, посасывая трубку, вид у него был раздраженный.
— Что случилось? — спросил Гин.
Уолтер засопел.
— Настоящая чертовщина. Пресса еще не добралась до этого. Какой-то маньяк похитил сына французского посла.
— Ты шутишь! Ты хочешь сказать, это произошло сегодня?
— Прошлой ночью. Полиция все держит в глубокой тайне. Генри вне себя.
— О Боже! Они уже знают, кто это сделал?
— Насколько мне известно, нет. Похоже, они вообще ничего не знают. Но Генри считает, что это каким-то образом связано с его инициативами по Ближнему Востоку. Он думает, что на него хотят оказать давление, что похитители потребуют санкций против арабов под угрозой убить ребенка.
В эту минуту двери конференц-зала распахнулись и их пригласили войти. Генри Несс уже был там и вместе с ним — человек из ФБР в черном костюме, представители из французского посольства и люди из ЦРУ.
— Итак, джентльмены, — начал Генри Несс, — давайте обсудим, что означает это похищение.
Они говорили уже три часа, все время возвращаясь к опасениям Генри, связанным с переговорами по Ближнему Востоку. В комнате потемнело от сигаретного дыма. Государственные мужи утомились и стали менее разговорчивыми. Полиция сообщила, что все еще не имеет сведений о похитителях. Обсуждение постепенно сходило на нет. Когда Генри в пятнадцатый раз излагал свою собственную теорию преступления, зазвонил стоявший перед Гином телефон.
— Извините, сэр, — сказал он и поднял трубку. — Кейлер.
— Дорогой, это Лори.
— А, привет! Послушай, милая, у нас в самом разгаре совещание. Мы заседаем уже несколько часов.
— Ну ладно. Представление в цирке начнется не раньше девяти тридцати.
— Цирк? О чем ты?
— Это сюрприз. Мне удалось купить два билета на вечернее представление.
Гин потянулся через стол за сигаретами.
— Лори, мне неприятно говорить тебе об этом, но я не думаю, что мне действительно хочется идти туда.
— Но дорогой, это представление будет исключительным. Говорят, там замечательные акробаты.
Он закурил и почесал затылок, сдерживая раздражение.
— Лори, должен тебе сказать, что после пятичасового совещания я меньше всего захочу идти в цирк. Будь умницей, сдай эти билеты.
— О Гин!
— Извини, любимая, но я очень занят.
— Гин, я так хотела пойти.
— Ну, может, в другой раз.
— Все билеты уже проданы. Кроме того, сегодня особенное представление.
— Что в нем такого особенного?
— Просто особенное.
Гин видел, что Генри Несс поглядывает на него с едва скрываемым неодобрением. Предполагалось, что новая администрация должна работать по принципу «всегда готов», звонки из дома в разгар напряженного политического совещания явно не одобрялись: По мнению Генри, государственный муж может быть женат только на своем рабочем столе и любой чиновник, который вечером приходит домой к своей жене, — двоеженец или, по меньшей мере, человек, нарушающий супружескую верность.
— Я должен кончать разговор, — сказал Гин, — у меня совещание.
— Ну пожалуйста, скажи «да».
— Лори, я перезвоню тебе, мы обсудим это позже.
— Я люблю тебя, Гин. Пожалуйста, скажи «да».
Генри Несс недовольно кашлянул. Гин смущенно улыбнулся.
— Хорошо, Лори, — сказал он, — мы пойдем. Зайди ко мне в офис около девяти. А сейчас я должен положить трубку.
— О Гин, какой ты славный! Я так тебя обожаю.
— Да, я тебя тоже. Ну пока.
Гин положил трубку. Лицо у него было такое серьезное, будто ему только что позвонил министр Фиделя Кастро или британский премьер.
— Я надеюсь, никаких семейных проблем, Гин? — спросил Генри Несс.
— О нет, сэр, вовсе нет, извините.
— Хорошо. Нам, политикам, и без домашних хлопот достаточно неразберихи в мире.
Все громко подобострастно засмеялись и вернулись к обсуждению бесконечных версий похищения сына французского посла.
Цирковое представление закончилось примерно в четверть двенадцатого. Гин чувствовал усталость и раздражение, когда они шли к автостоянке среди разбросанных коробочек от попкорна и оберток от жевательной резинки. Всюду горели фонарики. Клоуны и наездницы с обнаженными спинами расходились по своим автоприцепам, чтобы принять душ, выпить бутылочку пива и посмотреть ночную программу по телевизору.