Когда Гин был уже в двадцати футах от дома, они настигли его. Лев не набросился на него сразу, а, рыча, обошел вокруг. Хищники топтались рядом, злобно рыча и пуская слюну. Гин остановился и замер. Он поднял левую руку, прикрывая лицо, хотя знал, что это его не защитит.
— Лори, — хрипло сказал он, — Лори, ради Бога!
Лори только лязгнула зубами.
«Боже мой, — подумал Гин, — я в двадцати футах от безопасности и цивилизации. Люди выведут своих собак на прогулку и найдут меня, распотрошенного и разорванного на части, как того бедного девятилетнего мальчика». Гин никогда в жизни не испытывал такого отчаяния.
— Лори, пожалуйста! Лори, послушай! Я знаю, ты — Лори! Ради Бога, Лори, остановись!
Огромный самец отступил, готовясь к прыжку. Его глаза сузились, нацеливаясь на жертву, массивные клыки обнажились, готовые содрать мясо с костей.
— Лори! — кричал Гин. — Лори, убери это чудовище! Лори, я люблю тебя! Останови его!
Лори зарычала на льва. Тот заколебался, его мышцы обмякли. Он поднял свою большую гордую голову и посмотрел в сторону, выражая свое презрение надоевшей ему Лори и даже Гину.
Гин оставался на месте, пытаясь сдержать дрожь.
— Лори, — шептал он, — пожалуйста, Лори. Если ты когда-нибудь что-то чувствовала ко мне. Пожалуйста, спаси меня.
Лев сделал вялый прыжок в сторону Гина. Гин дернулся назад. Но Лори мягко толкнула своего «друга» головой, и хищник отпрыгнул в сторону. Затем, без дальнейших колебаний, он развернулся и размеренно побежал вдоль дороги.
Гин смотрел, как он удаляется. Несколько мгновений спустя хищник скрылся в темноте. Лори тоже убежала неизвестно куда.
Медленно, превозмогая боль, Гин пошел вдоль ограды и открыл главные ворота. По опрятной дорожке он подошел к зеленой входной двери и постучал.
Через две-три минуты дверь открыл высокий седоволосый мужчина в дорогом костюме и с бокалом мартини в руке.
— Привет, — сказал он дружелюбно. — Что с вами случилось?
— Львы, — ответил Гин и рухнул.
Гин пошел на похороны Матье из чувства долга. Было прохладно, людей на кладбище мало. Сухие свернувшиеся листья шуршали под ногами. Небо, если не считать нескольких легких облачков в вышине, было чистое и голубое.
Миссис Сэмпл и Лори стояли у могилы. Обе высокие, одетые в черное, с прикрытыми вуалью красивыми лицами. Могильная плита была простая и, вероятно, не дорогая. На ней было написано: «Матье Беста, от любящих друзей».
Гин приехал чуть позже и оставил свой белый «нью-йоркер» у ворот кладбища, С ним была Мэгги, одетая в новое элегантное черное пальто, недавно подаренное ей Гином.
Они подошли к процессии, но никто не взглянул в их сторону, и они почувствовали себя незваными гостями.
Священник закончил церемонию. Миссис Сэмпл наклонилась, взяла горсть холодной сухой земли и бросила на крышку гроба. Лори стояла тихая и неподвижная, сложив руки на животе.
— Она очень красивая, — прошептала Мэгги. — Я никогда ее не видела так близко.
— Красота, — сказала Гин, — очень часто просто оболочка, и не более.
Мэгги нахмурилась:
— Ты истинный политик. В твоей речи много клише.
Он отсутствующе улыбнулся:
— Когда-то мне уже говорили об этом.
Миссис Сэмпл и Лори ушли с кладбища, даже не взглянув в его сторону. Все уже было в прошлом, сейчас их делами занимались адвокаты. Гину было сказано, что Лори согласна на безболезненный и недорогой развод. Все, о чем она просила, — это деньги, необходимые для воспитания ребенка: она была беременна.
Гин и Мэгги постояли еще немного и вернулись к машине.
— Знаешь что?.. — сказал Гин, когда они возвращались в Вашингтон.
— Что?
— Люди, которые не могут себя защитить, всегда достойны порицания.
— Люди или животные?
— В данном случае он был скорее животным.
— Он сам убил в себе месье Сэмпла, или Матье Беста, как там они его называли, — кивнула Мэгги.
— Конечно. Он стал просто бессловесным животным. Он предпочел остаток жизни провести в клетке, время от времени подгоняемый хозяином, и состарился бы с приличием и достоинством и со вставными зубами.
— Не понимаю, как ты можешь шутить о зубах после того, что ты пережил.
Гин пожал плечами:
— По правде говоря, все, что происходит со мной в эти дни, кажется нереальным.
— Поэтому ты и пришел сегодня сюда?
— Может быть. В какой-то мере я несу ответственность за то, что произошло. Иногда я думаю, что, если бы не я, этот бедняга остался бы в живых.
Мэгги сняла черную соломенную шляпку.
— Конечно, а ты бы умер.
Гин притормозил перед светофором. Утреннее солнце заглядывало в машину и золотило волосы Мэгги.
На противоположной стороне улицы висела потрепанная, выгоревшая афиша бродячего цирка «Ромеро»: яркая картинка, на которой лев перепрыгивал через обруч.
В соседней машине, светло-зеленом «бьюике», мужчина в широкополой шляпе ругался со своей женой, у него в зубах вздрагивала сигарета.
— Мэгги? — сказал Гин.
— Да?
— Мэгги, как ты думаешь, это будет не слишком, если я попрошу тебя остаться со мной?
Мэгги посмотрела на него и улыбнулась.
— До тех пор, пока тебе самому не надоест, — засмеялась она.
Через девять месяцев Гин получил телеграмму: «Гину Кейлеру. Миссис Лори Сэмпл-Кейлер, ваша бывшая жена, родила девочку, Сабину. Госпиталь Сестер милосердия. Хаким аль-фарикка».