— Эге! Так ты уже, далифур, заглядываешься на моих девушек? — вскричал хозяин со смехом.
Пристыженный Бартек начал решительно растирать краски и искать ловкого ответа. Ему не хотелось дать повод думать, что он лишился находчивости по какому бы то ни было случаю, а чувствовал, что выглядел он довольно глупо. Кроме того, ему казалось, что эта девушка должна стоять неизмеримо выше его; а тот, кто знает литовские обычаи, обычно скромные одеяния деревенских барышень и их хозяйственные наклонности, не будет поражен его ошибкой. Это была ошибка, вскоре выясненная хозяином.
— Кто же это попал в ваши глаза? — спросил Бурда: — строгая Настя, любимица ревнивого эконома, или румяная Параша, которую обожает гуменный Федор, или сама Франка?
— Все три, — ответил оправившийся Бартек.
— Ого! Далифур! Сразу слишком много! — воскликнул, расхохотавшись, пан Томаш.
— Для глаз нет, — ответил жмудин, наклоняясь над работой.
— А правда, что Франка красавица? — спросил старый холостяк, причмокивая.
— Которая же это, ваша милость?
— Будто не знаешь! О! Тоже франт! Розовая юбка, красивая голубка! — добавил Бурда, довольный рифмой и выдумкой, прищурив один глаз.
— Королевская добыча!
Пан Томаш покрутил ус.
— Верно! — промолвил он. — Знаешь что, — добавил, словно внезапно надумав, — у тебя дом, вижу, что ты не прочь, я тебя посватаю, женись и конец.
Бартек широко раскрытыми глазами взглянул на Бурду, считая его слова хозяйской шуткой и пожал плечами.
— Высокий порог для моих ног! — ответил он вздыхая.
— Далифур нет! Сирота! Моя сестра взяла ее из милости на воспитание. Конечно, выдавая замуж, дает ей немного денег и кое-что на первое обзаведение. Вот и готова вашеству жена, а что!
— Слишком уж на барыню похожа.
— Э! Э! Только издали!
— Хм! А вы ее знаете и вблизи? — спросил иронически Бартек.
Пан Томаш взял его за ухо.
— Каналья! Откуда такие помыслы?
— Я служил при дворе старосты, этого довольно.
— Но у меня совсем по иному; у меня этого не водится.
— Ох, ох! — проворчал жмудин, наклоняясь еще ниже. — Знаем мы вас! Шляхта, когда едет на праздник в Хорохово с дочерьми, старательно объезжает Зацишки.
Пан Томаш хохотал вовсю.
— Относительно Франки не бойся: это мне запрещено. Она фаворитка моей сестры, с малолетства около нее и днем, и ночью.
Бартек раздумывал.
— Чертовски красива, — промолвил он, — но слишком выглядит барыней.
— А работящая, — добавил пан Томаш, — а кроткая, как голубок!
— Что же вы ее так расхваливаете, словно испорченный товар?
— Шутка шуткой; женись, правда, — приставал Бурда.
— А работящая, — добавил пан Томаш, — а кроткая, с деньгами, коровами, лошадью, овцами, сундуками — словом, очень богатая!
— Франка не на шутку получит приданое, — ответил хозяин, настаивая.
— Эх, если бы это не вы рекомендовали, — засмеялся жмудин.
— А чем я мешаю? Найдешь во мне опекуна, и больше ничего.
— И друга дома, да?
Оба расхохотались, и этим разговор кончился. Бартек вечером отправился на разведку. Равнодушно, между прочим, стал расспрашивать про Франку, пока избегая с ней встречаться. Но все в один голос, словно сговорились, расхваливали ее, не находя ни одного пятнышка.
— Знаете что, — сказал Бартек эконому, выслушав его восторженный отзыв, — вам следует на ней жениться.
— Разве я дурак! — ответил собеседник, махнув рукой!
— Ну! Почему?
— Вы вот будто бы такой хитроумный, — начал эконом с дипломатическим видом, — а такой простой вещи не можете пронюхать. Франка нравится барчуку (барчуками зовут холостяков хотя бы до семидесятилетнего возраста), но он не смеет ухаживать за ней, так как девушка горда, как королева, и только бы его пристыдила. Поэтому он притаился и ждет, а когда он снабдит богатым приданым, смягчит и поручится за какого-нибудь глупца, тогда Франка будет его! А муж?.. О, схватится за голову!