Вернулся отец Карлотто, прервав мои беспорядочные размышления. За ним шла Рэйчел.
— Я говорил с настоятелем монастыря в Дейр-аль-Анба, — сказал он. — Вы можете выйти с группой паломников, которые сегодня направляются в Вади-эль-Натрун, если все еще желаете играть роль монаха.
Я поблагодарил его и повернулся к Рэйчел. Невероятно как мы в последнее время сроднились, несмотря на долгий пробел в нашей дружбе и недавний срыв в сексуальную близость. Ее темные глаза были полны беспокойством.
— Здесь всего два часа пути. — Я старался говорить убедительнее, хотя чувствовал себя совсем не уверенно. — Захочешь послать мне весточку, легко можешь это сделать. Правда, святой отец?
— Конечно.
— Береги себя, — попросила она. — Я должна возвращаться в отель. Мне дали наколку насчет тайного совещания — что-то касающееся всех этих атак. Надо этим заняться. — И, заметив выражение моего лица, добавила: — Не тревожься. Я умею о себе позаботиться. Свяжусь через пару дней. Договорились?
Рэйчел быстро меня обняла, и на мгновение я обрел под ногами твердую почву.
38
Открытый военный грузовик сильно подбрасывало на дороге через пустыню в Вади-эль-Натрун. В кузове мы ехали вдесятером: семья, направлявшаяся в монастырь явно для того, чтобы крестить ребенка, — отец крепко прижимал к себе орущего малютку, пять серьезных монахов пугающе-торжественного вида, поросль на их подбородках едва пробивалась, и я. Мы делили пространство с испуганным козлом, тремя связанными молодыми курочками и петушком, издававшим на каждой выбоине громкий, пронзительный крик. Четыре часа езды от Александрии показались мне изматывающим путешествием — от палящего дневного солнца нас защищал только брезент, у нас не было даже воды, и ехали мы без остановок.
Я ни с кем не разговаривал, чтобы мой акцент и голубые глаза не выдали во мне иностранца. И поскольку был старше, послушники относились ко мне с почтением, принимая мое молчание за религиозные раздумья.
Астрариум я вез в грубом мешке, поставив между ног. И, глядя на проплывающий пейзаж, снова и снова анализировал события, произошедшие с тех пор, как я вернулся в Александрию. Вспомнил появление Мосри на лекции Амелии, Хью Уоллингтона и его связь с Мосри и принцем Маджедом, голос Уоллингтона в парикмахерской, странное новое нефтяное месторождение, смерть Йоханнеса и даже представил вздымающиеся волны Красного моря. Вереница фактов и образов соединялась в сознании в сложную последовательность. Но что из этого было реальным, а что нет? Я надеялся узнать у отца Мины что-то новое. Отец Карлотто выражался туманно, сохраняя тайну исповеди Изабеллы, но я понимал, что он владеет более целостной картиной, чем я. Мне оставалось рассчитывать, что отец Мина добавит к этой картине-загадке новую составляющую. В любом случае неделя в монастыре даст мне время продумать следующий шаг и, если повезет, остановить движение астрариума к моменту моей предполагаемой смерти. В конце концов меня укачало, и я проснулся только через несколько часов, почувствовав, что грузовик затормозил.
Монастырь Святого Бишоя возвышался на фоне ночного неба: угловые башни с ярко выраженными куполообразными кровлями, четырехконечные кресты на вершинах, высокие стены и одна башня выше остальных, изначально построенная, чтобы предупреждать о нападении живших вокруг берберов. Возле башни вились птицы, привлеченные насекомыми, плясавшими в лучах освещавших крепость прожекторов. Казалось, их держит какая-то невидимая сила.
Грузовик остановился у ворот в северной стене. Два монаха открыли створки изнутри, и мы устало вылезли из кузова. За монахами из ворот вышел человек постарше, и я заметил, что его одежда была немного наряднее. С протянутой рукой он направился прямо ко мне, его полное широкое лицо светилось улыбкой. Это был настоятель.