Астрариум я вез в спрятанном под задним сиденьем рюкзаке. До моего смертного часа оставалось меньше трех суток, и я сознавал, что поездка на нефтяное месторождение — это риск: если я не найду там необходимой информации об артефакте, то просто потеряю драгоценное время.
За поворотом огибающей песчаную дюну дороги показался блокпост. На грязную колею вышел солдат и сделал знак остановиться. Приблизившись, мы заметили стоявший за пальмами частично замаскированный армейский танк.
— Ну, мой друг, как будем выкручиваться? — мрачно спросил Мустафа, притормаживая у деревьев.
— Ты везешь меня домой, в семью коптов, где умирает ребенок. Рэйчел — американская миссионерка, сотрудничает с нашей церковью. Поняла, Рэйчел?
Она нервно кивнула, и я снова повернулся к Мустафе.
— Справишься? — Я заметил, как крепко он вцепился в руль. И выглядел совершенно несчастным.
— В последний раз, Оливер. Понял? Я устал играть в эти игры. До сих пор не задавал никаких вопросов, но и моему терпению есть предел.
Солдат был почти уже рядом с окном. Я ободряюще дотронулся до руки помощника.
— Спасибо, друг.
Бросив на меня напряженный взгляд, египтянин вышел из машины. Вскоре он уже улыбался и разговаривал с солдатом, положив ему руку на плечо, — таким приемом Мустафа старался увести его от джипа, чтобы избежать обыска. Но по суровому выражению лица молодого военного я понял, что он не купился на россказни моего помощника. Солдат окликнул двух других египтян, до этого стоявших у танка и наблюдавших за нами. Те выбросили сигареты и направились в нашу сторону.
Один из них оказался офицером. Разглядывая нас с Рэйчел, он обошел джип. Мы же продолжали смотреть прямо перед собой. Офицер остановился у моей дверцы, и я почувствовал, как сердце подпрыгнуло к горлу. Внезапно он рванул дверцу.
— Вылезай! — К моему облегчению, он отдал приказ по-арабски — следовательно, принял меня за здешнего. — Из какого монастыря?
— Дейр-аль-Анба Бишой, — ответил я, надеясь, что он не заметит моего английского акцента. Всматриваясь в мое лицо, офицер приблизился, и я заметил, как у него на шее в открытом вороте рубашки блеснула золотая цепочка. Крест? — Работаю в библиотеке с отцом Миной, — уточнил я, положившись на интуицию.
Офицер слегка улыбнулся и тихо, чтобы не слышали другие, сказал:
— Отец Мина меня крестил. — Затем с прежней энергией повернулся к солдатам. — Пропустить!
Двое солдат и Мустафа были одинаково удивлены.
— Но, господин… — начал молодой.
— Я же сказал — они не опасны, — прервал его офицер. — Пусть проезжают.
Из-за танка вышел четвертый солдат. Но прежде чем они успели заспорить, мы с Мустафой залезли в машину и рванули прочь. Несколько миль никто не произнес ни слова. Только Рэйчел облегченно вздохнула.
Когда танк скрылся из виду, Мустафа повернулся ко мне, его лицо было мрачным.
— Оливер, этому надо положить конец! Я сочувствую, что у тебя неприятности. Но если ты серьезно относишься к нашему проекту, у нас все должно быть в порядке. Ты меня понимаешь?
— Еще несколько дней, Мустафа, и, обещаю, все придет в норму.
— В норму? А что такое норма? Нас только что чуть не арестовали, если чего не похуже. — Он нажал на газ, и машина, быстро набирая скорость, понеслась через пустыню.
— Но отпустили же. Мустафа, успокойся, ты ведешь машину как бешеный. Мы разобьемся. — Я положил руку на руль.
Мустафа снизил скорость. Я никогда не видел его настолько мрачным.
— Ты не понимаешь. Этот четвертый человек был не военным.
— Но на нем была форма.
— Форма, да не та. Я знаю здешних солдат, сам служил. Готов поклясться, тот четвертый тип, молодой, служит не правительству.
— А кому же?
— Он из тайной полиции. Может, и правительству, может, кому повыше. Терпеть таких не могу.