Но если мой брак был ненастоящим, следовательно, и многое другое в жизни могло оказаться ложным. Я полагал, что работал на своем месте, но теперь начал сомневаться: много ли решений диктовалось моей свободной волей? Или я шел дорогой, которую мне указывал некий незримый властитель? Меня угнетало сознание, что какая-то часть моей судьбы была заранее предопределена. Это противоречило всей моей личной философии: моему атеизму, вере в свободу выбора и в то, что человек — хозяин своей судьбы. В голове звучали слова Гермеса о магии и жертвенности, и я слышал, как тикает стрелка, отмеряя последние часы моей жизни.
Волнами накатывало предчувствие беды. Я болезненно ощущал бег времени. Казалось, отовсюду отражался свет: от автомобильных зеркал, витрин магазинов, даже от металлических частей в конской упряжи. Надо было возвращаться в монастырь. Но что дальше?
За спиной взревел автомобильный мотор. За мной ехал черный «мерседес». За рулем сидел Мосри, рядом Омар и, что было всего страшнее, Хью Уоллингтон — на заднем сиденье. Дико оглянувшись, я нырнул в переулок. Машина выскочила на тротуар и поехала за мной. Люди разбегались, кричали женщины, по мостовой рассыпались фрукты, а автомобиль меня нагонял. Я закрыл глаза, почти обрадовавшись, что сейчас все кончится, но когда от бампера было всего несколько дюймов, чья-то рука втащила меня в проход.
Фахир.
— Сюда! — Он увлек меня в боковой проулок, затем в темный вход, как мне показалось, мусульманской мясной лавки.
— Вы считали меня воплощением Антихриста? — Амелия Лингерст стояла у стола, громадного сооружения в викторианском стиле, заваленного картами и бумагами. У стены я заметил изящный комод, уставленный фотографиями в рамках. На нескольких была изображена молодая Амелия в военной форме. Мое внимание привлек снимок, где она сидела на танке в обществе двух улыбающихся британских солдат. Внизу была подпись: «Синай, 1944». — Что-то вроде дьяволицы в твиде. — Она улыбнулась и принялась расхаживать по комнате.
Прямоугольное помещение пряталось за мясной лавкой, и вход в него был замаскирован висевшими на крюках тушами козла и овцы. Я удивился, насколько просторным оказалось помещение за стальной дверью. Стены от пола до потолка были увешаны набитыми книгами полками. Одна стена была целиком посвящена Юнгу. Я заметил его работы «Человек и его символы», «Архетипы и коллективное бессознательное», «Психология и алхимия», «Психика: структура и динамика» и другие. На другой полке стояли книги по физике, включая несколько последних работ по квантовой физике.
— Объясните мне все-таки, почему я должен вам доверять? — осторожно начал я.
— Потому что она позволяет вам хранить у себя астрариум, — ответил за Амелию Фахир. — А могла бы поручить забрать его у вас.
— Вы-то как во все это влезли? — Я тщетно пытался соединить в уме концы с концами.
Амелия положила руку на плечо молодому человеку.
— Я хотела быть уверена, что рядом с Изабеллой есть надежный человек, который сумеет ее защитить.
— Но не сумел. — Как я ни старался, в моем голосе прорвалась злость.
— Это столько же моя трагедия, сколько и ваша. — Лицо Фахира посуровело от переживаний.
— Да кто вы такой? — Моему терпению пришел конец, и я ударил кулаком по столу, но Фахир даже не вздрогнул. Стало ясно, что его прежнее простодушие — всего лишь маска.
Мне не давали покоя стоявшие на столе часы — тонкая черная секундная стрелка безостановочно перескакивала от черточки к черточке. Я устал от загадок и людей, которые были не теми, кем казались.
Фахир тяжело вздохнул.
— Скажу так: я прошел подготовку в израильском военном флоте.
— МОССАД? — настаивал я.
Он предпочел не отвечать.
— Никто из нас не мог предвидеть землетрясение, — заметила Амелия. — Мы все считали, что Изабелла успеет добраться до астрариума и изменит срок своей смерти. Мы с Фахиром предусмотрели любую случайность, какую только могли вообразить.
— А как я вписывался в ваши планы и почему унаследовал астрариум?
— Вы лозоходец, воплощение Осириса. Вы и должны воссоединить астрариум с мумией Нектанеба. Это единственный способ избежать Маат — политического и духовного хаоса — и предотвратить наступление эры Сета.
Она указала на черно-белый телевизор в углу. Звук был приглушен, но я понял, что шел репортаж о встрече Садата с Ассадом, о последней остановке египетского президента перед разговором с Бегином — саммите, на котором должна присутствовать Рэйчел.
— А что такое эра Сета? Провал мирных переговоров? — скептически спросил я.