Теперь я понял, почему, когда мы шли по улочкам этого древнего городка с домами из белой глины, крытыми пальмовыми листьями, и пронзительно кричавшими ослами, пожилые соплеменники здоровались с Амелией так, как если бы она была уважаемым мужчиной. Ее запомнили с тех пор, как во время Второй мировой войны она воевала в этих краях.
— Его убили через несколько дней после того, как был сделан этот снимок, — объяснила Амелия и спрятала фотографию в сундук.
— Сочувствую.
— Любите, пока способны. В жизни ничто не постоянно, кроме того, что ничто не постоянно. Старая арабская пословица.
Шейх вернулся и принес пару каких-то завернутых в муслин предметов. Сел на коврик, развернул и подвинул Амелии. Оказалось, что это два пистолета. Она взяла один. Я потянулся за другим, но Амелия меня остановила.
— Вам нельзя носить оружие.
— А если припечет? — Я не отпускал рукоятки пистолета.
— Ради Бога, не смотрите так испуганно. Я прекрасно знаю свое дело.
Она вернула один пистолет шейху, а второй засунула за пояс.
Бербер поцокал языком и коснулся рукой моего плеча.
— Поверьте, друг мой, она говорит правду. — Это были первые английские слова, которые он произнес с тех пор, как мы вошли в его дом.
Мы стояли у подножия выбеленных ветром развалин храма Оракула и смотрели на раскинувшуюся у наших ног долину, где, словно водоросли, раскачивались толстые финиковые пальмы. Несмотря на мою тревогу, трудно было не залюбоваться этим местом. Сива, или, иначе, Нехт-Ам — земля пальм, представлял собой оазис с финиковыми пальмами и оливковыми деревьями и выглядел так, словно сохранился нетронутым с библейских времен. Я поежился и оглянулся, надеясь, что за нами никто не следит.
Амалия, одетая в брюки и рубашку цвета хаки, с платком на голове, отмахнулась от мух и показала в сторону вод озера Биркет-Мараки.
— Смотрите, так открывается этот оазис взорам богов…
Пока мы летели на запад от Александрии, под нами расстилалась живописная местность. Маленький самолетик держал небольшую высоту, забирая на юго-запад, в глубь суши, пересек Каттару, пронесся над неожиданной зеленью оазиса Кара и, наконец, оказался над городком Сивой. И теперь мы смотрели, как сверкают на солнце воды соленого озера Биркет-Мараки, оттеняемые только возвышающимися вдали словно груди горами, у подножия которых раскинулся волнующий пейзаж Ливийской пустыни — этого моря песка, изобилия белого, нарушаемого только зигзагообразными колеями, которые здесь называются масрабами.
— Отсюда начинается наше путешествие. — Амелия махнула рукой в сторону храма. Его простые внешние стены нависали над нами, похожий на крепостной фасад нарушали лишь немногочисленные квадратные окна. — Во времена Александра Македонского оракул из города Сива был одним из шести самых знаменитых оракулов древности. И именно сюда первым делом явился Александр, после того как высадился на египетской земле. Он хотел получить благословение оракула в качестве сына Амона и сына Нектанеба Второго — другими словами, сына бога. Так в то время часто поступали честолюбивые люди. Этот храм — наш первый ключ. Согласно карте астрариума, здесь началось путешествие фараона в загробный мир. — Она достала из наплечной сумки лист бумаги и расправила на куске отбившейся кладки. Я узнал карту астрариума. — Вот это древний город Агурми, а это озеро Зейтан — в древности оно имело несколько иную форму. На другой стороне горы Габаль-аль-Дакрур, Габаль-аль-Маута и вершины-близнецы Габаль-Хамра и Габаль-Байдай. Однако нас интересует только эта… — Амелия показала на иероглиф Анубиса, бога-шакала и покровителя захоронений в пустыне. — Габаль-аль-Маута, гора мертвых. Но сначала нам надо посетить храм Амона-Ра, построенный самим Нектанебом Вторым. К сожалению, от него осталась всего одна стена — в тысяча восемьсот девяносто шестом году его взорвали по приказу оттоманского военачальника, который решил построить из его камня дом для себя. Но нужные нам иероглифы уцелели. С астрариумом все в порядке?
Я кивнул и показал на крепко сидящий на плечах рюкзак. По мере приближения сумерек у меня внутри все явственнее ощущался холодок. Но возникло и другое чувство: смирение и удовлетворение оттого, что появился хоть какой-то план. Он может не удаться, но все-таки это был план.
— Не позволяйте никому и ничему его у вас отнять. Вы меня понимаете, Оливер? Что бы вы ни увидели или ни подумали, что видите это.