Амелия шла впереди, светя перед собой фонарем. Следуя за ней, я ощущал, как голубой лотос растекается по моим жилам и будоражит чувства. Свет отражался от полированного диска ее головного убора, а из-под ног летели цветы: маки, лотосы, лилии. Амелия вела меня в глубь горы, а я как зачарованный смотрел на свои руки и думал: неужели и я так переменился? Поднял ладони к лицу — пальцы танцевали перед глазами: пять, десять, сто; их движения были тягучими, словно воздух превратился в желатин.
Перед нами возникла тяжелая деревянная дверь с резьбой, изображающей чудовищных животных. Перед ней, сгорбившись, сидел к нам спиной старик.
— Привратник, — завороженно прошептала Амелия.
Человек повернулся на голос и, к моему ужасу, оказался моим отцом. Голый, худой, согбенный, дряблый уд безвольно висел.
Амелия вложила мне в руку пистолет.
— Вы должны его убить.
— Не могу, — ужаснулся я.
— Он совсем не тот, кем представляется.
Увидев пистолет в моей руке, отец захныкал. Я не мог оторвать от него взгляда. Нахлынули воспоминания: мы первый раз запускаем с ним на болотах воздушного змея. Отец показывает, как правильно раскручивать веревку, чтобы змей поймал ветер. Как он гордится, что мне удалось поднять змея высоко в небо. Свое удивление и радость во время выпускной церемонии, когда я увидел со сцены его фигуру, хотя отец клялся, что предпочтет, чтобы проиграла команда «Карлайл юнайтед», чем ступит ногой в наш университет. Как неделю назад увидел его у двери дома — он стоял, сгорбленный и беззащитный, в розовой кофте матери поверх нижней рубашки. Я понимал, что фигура передо мной — призрак. Но когда поднимал пистолет, он казался мне реальным человеком.
Старика охватил страх, он оцепенел, глаза полезли на лоб. Повернув ко мне запыленное лицо, он, цепляясь за ноги, молил о пощаде, но с языка слетала не человеческая речь — слышалось только животное хрюканье.
И все равно я не мог заставить себя нажать на курок.
— Стреляйте! — приказала Амелия.
Но моя рука дрогнула, и я опустил оружие. Существо прыгнуло на меня. Его руки превратились в когтистые лапы рептилии, кожа на запястьях потемнела и покрылась твердой чешуей. Я ударил его пистолетом по голове, сбил на землю и быстро обернулся, ожидая нового нападения со спины.
Но ничего не случилось, только Амелия читала нараспев, как я догадался, заклинание из «Книги мертвых». Ноги существа начали съеживаться, перекошенное лицо сплющилось в морду бегемота, а сама тварь билась в конвульсиях и корчилась от боли на земле. Отверзлась пасть — красная и огромная, — из нее вылетел ястреб-перепелятник и стал бешено кружить у меня над головой.
— Ба Изабеллы, — прошептала Амелия. — Вы можете довести ее до естественного конца — должны помочь ей обрести загробную жизнь.
В благоговейном страхе я протянул руку навстречу птице. Трепетание ее крыльев создавало тысячу образов, обволакивавших меня запахом Изабеллы, ее шепотом. Наконец ястреб опустился ко мне на плечо.
Амелия отобрала у меня пистолет и засунула за пояс. В этот момент вдалеке прогремел взрыв. Вход в тоннель был освобожден.
Мы целую вечность, как показалось моим уставшим ногам, бежали по узкому коридору. И когда я уже не сомневался, что больше не способен двигаться, и еле-еле тащился, собирая последние крупицы сил, мы оказались в большой известняковой пещере в глубине горы — просторном храме с многогранными кристаллическими сталактитами, сверкавшими подобно сотням алмазов.
— Здесь мы повстречаем вашего Ка — духовного двойника, — сказала Амелия.
Посередине просторного каменного пола поблескивало озерцо огня, освещавшее похожий на церковный сводчатый потолок.
— Идите к огню. — Амелия подтолкнула меня вперед.
Я осторожно двинулся к сверкающему пламени. Но, как ни странно, чем ближе к нему подходил, тем меньше ощущал на коже его жар. Ободренный мыслью, что и этот огонь всего лишь галлюцинация, я ускорил шаг и остановился примерно в футе от его кромки.
Пламя стало одновременно переливчатым и отражающим свет, языки огня закручивались и расплавлялись в гладкую зеркальную поверхность. И в ней отражался я. Я смотрел на взъерошенного бородатого человека с царапинами на лбу и щеках и едва узнавал свое измазанное грязью лицо, сквозь красную пыль на меня смотрели недоуменные голубые глаза. Я поднял руку, он — тоже. А затем, к моему изумлению, протянул мне: плоть покинула вихревую зеркальную поверхность и обрела реальность.