Я вспомнил, как лежала, безжизненно раскинув руки, Амелия, и эта картина обдала меня холодом. Внезапно звон похоронного колокола показался невыносимо громким, а жертва, которую потребовал астрариум, безмерно тяжелой. Меня охватило отчаяние. Стараясь побороть нарастающую панику, я начал подсчитывать, сколько осталось минут моей собственной жизни. Оказалось, не так уж много.
Я огляделся. Комната, судя по всему, выходила дверью во двор, а вход загораживала циновка из плетеного тростника. Сквозь дырочки плетения просачивался голубоватый рассвет, и мне даже удалось разглядеть пару привязанных к колу коз и контуры металлического насоса.
Сама пещера когда-то явно служила гробницей: об этом свидетельствовали росписи на стенах, изображавшие пирующих и охотящихся богов. В глубине был вырезан из камня очаг — достаточно большой, чтобы в нем мог, скрючившись, поместиться взрослый человек. На очаге стоял почерневший медный горшок. Стену занимали сделанные из деревянных транспортировочных поддонов полки. На них все еще были видны наклейки, рекламирующие финики Сивы. На полках расположились всевозможные консервы, сгущенка и единственная банка растворимого кофе «Нескафе». Я заметил радио на низком столике и брошенные на середине игры нарды. Обыденность обстановки действовала ободряюще, и я почувствовал себя спокойнее.
Стал снова рассматривать старика. Под подбородком у него кожа висела складками, на лице красовалась похожая на карту россыпь родимых пятен и нарушенной пигментации. Опять бросились в глаза катаракты на его зрачках. Трудно было сказать, сколько ему лет. Наверное, за девяносто, решил я и спросил:
— Где я?
— На острове Арахи, в пещере Гора. Но нам надо спешить. Ра вот-вот поднимется, и до этого момента тебе необходимо вложить небесный ящик в руки фараона. Слышал такую притчу? Царь, которого приносят в жертву ради блага его народа, оказывается в гробнице лишь на время, а затем воссоединяется со своим отцом на небесах. Обычная история, которую рассказывают снова и снова на разные лады.
Старик потянулся к груди, сорвал висевший на шее кожаный ремешок с золотым кружком и вложил мне в руку. Оказалось, что это большая монета с выбитым на ней поднявшимся на дыбы конем.
— Деньги Нектанеба. Первая выплата моему предку. Эта монета будет тебя хранить.
Откуда-то снаружи послышался топот бегущих вдали людей. Я посмотрел на Иданию круглыми от страха глазами.
— Нас убьют. Убьют обоих.
Старик ободряюще похлопал меня по руке.
— Надо верить. А теперь пойдем. Пора тебе встретиться лицом к лицу со своей смертью.
Я опустил ноги на грязный пол, и Идания помог мне подняться. Осторожно перенеся вес на раненую ступню, я почувствовал, что она болит не так сильно. Спрятал монету в карман, и в этот момент на улице пропел петух, и вслед за этим раздались чьи-то крики.
— Поторопись, — повторил старик, поднял астрариум и церемонно поклонился, отдавая мне в руки. — Тебе и моему царю Нектанебу. Да благословят боги вас обоих.
Он подвел меня к очагу в глубине пещеры, заставил перелезть через остывающие угли и толкнул черную от сажи заднюю стенку. К моему удивлению, она открылась, обнаружив за собой большую полость.
— Быстрее!
Я в страхе огляделся: в камере не было ничего, кроме каменных стен, грязного пола и освещенной висевшими на потолке двумя фонарями древней стенной росписи.
— Где же саркофаг?
— Ты избранный. Дар Осириса укажет путь. — Сказав это, Идания вышел обратно во внешнюю пещеру. — Да хранят тебя Амон-Ра и мой Бог. — Его голос отразился от стен, он закрыл потайную дверь и оставил меня в гробнице одного.
Воздух был сухим и слегка отдавал парафином. На настенной росписи Сет пронзал копьем Осириса. Я решил, что эта аллегория должна свидетельствовать об успехе убийц Нектанеба. Хромая и оставляя за собой кровавый след, я пересек грязный пол. Закрыл глаза и, сосредоточившись на земле под босыми ступнями, в первый раз попробовал проникнуть в лежащую внизу геологическую структуру без помощи науки и современной технологии.
Я ждал, что вот-вот раздадутся приглушенные стеной выстрелы, но, загнав страх в глубину сознания, прислушивался к земле, стараясь понять ее резонанс, которым она говорила со мной. Улетучились все сомнения в моем даре, которые мешали мне в прошлом, и я видел ясно как день пласты в окружавшем меня камне.