Но мой азарт охотника за нефтью ушел навсегда. Когда вторая скважина на арендуемом нами месторождении стала давать восемнадцать тысяч баррелей в день, я был доволен, но не пришел, как раньше, в восторг. Я открыл в себе склонность использовать свои провидческие способности для более эгалитарных целей. И наверное, Именанд, который безоговорочно поддерживал все начинания моей только что сформированной компании, почувствовал изменения моего настроения. Во всяком случае, это он, а не я, был инициатором встречи.
Когда я вошел в комнату, где меня ждал Именанд, мне после ослепительного света на улице потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к царившему в ней полумраку. А разглядев окружающее, я был потрясен: несмотря на размеры — помещение было не меньше художественной галереи — и великолепный персидский ковер на мраморном полу, это была палата больного. Передо мной, обложенный подушками, сидел высохший старик. Болезнь изменила его лицо — щеки запали, под глазами темнели тени.
— Оливер, заходите. — Голос показался мне слабым.
— Мистер Именанд, вы плохо себя чувствуете?
Я запнулся. Что было сказать человеку, стоявшему на краю могилы?
В наступившей тишине затрудненное дыхание старика стало будто громче, словно билась о стены запертая в клетку птица.
— Плохо себя чувствую? — сухо повторил он, рассмеялся и поманил меня к себе. — Я, слава Богу, наконец умираю.
Вспыхнула лампа, словно мое движение привело в действие выключатель. Теперь я мог лучше разглядеть комнату. Кроме кровати, окруженной разнообразными медицинскими приборами, там находился всего один предмет — большая каменная скульптура сфинкса. Показалось, что в комнате присутствует кто-то третий. Сфинкс возвышался у стены, и его лицо все еще находилось в тени.
Около кровати стоял единственный кожаный стул. Он был расположен так, чтобы Именанду, разговаривая со мной, не надо было никуда поворачиваться. Из-под пижамного рукава к подвешенной на металлической раме стеклянной колбе тянулась трубка. На тарелке на прикроватном столике одиноко лежал полуочищенный гранат, красные зернышки рассыпались по фарфору.
— Знаете, я выбрал вас, потому что вы были похожи на меня — еще один Орфей, — прошептал он, и его голос показался мне бледным как пергамент.
— Выбрали для чего?
— Вы будете моим наследником, а мои богатства значительно больше, чем просто материальные ценности.
Я непонимающе глядел на него. О чем он говорит? Я перевел взгляд на его длинные, с выступающими венами кисти. Они лежали на простыне, похожие на старые перчатки. Брошенные перчатки, будто Именанд уже начал расставаться со своим телом.
Он снова заговорил, и его голос приобрел уверенность и силу.
— Я так и не отблагодарил вас за возвращение астрариума.
У меня голова пошла кругом. На мгновение мне показалось, что я ослышался.
— Вы о чем? — От смущения и удивления я позабыл о вежливости. Кто он такой, этот Именанд? Откуда знает об астрариуме? У меня возникло странное ощущение, что в этой точке — здесь и сейчас — сошлись все линии моей жизни. Старик с явным усилием приподнялся.
— Оливер, у нас нет времени ходить вокруг да около. — Из его горла вырывался хрип, пальцы дрожали. — Не важно, поверите вы мне или нет, но я обязан вам все объяснить. Это будут последние кусочки головоломки, выходящей далеко за пределы ограниченного человеческого понимания. Астрариум хранит в себе еще одну тайну. Будьте добры, Оливер, отбросьте свой скептицизм. Окажите эту услугу умирающему.
Именанд в изнеможении упал на подушки. Опасаясь, что вопросы могут приблизить его конец, я просто кивнул:
— Слушаю.
Старик тяжело вздохнул. И начал рассказ:
— У Нектанеба было много женщин, много жен, но больше всех остальных он любил одну — Банафрит. Она была не только его верховной жрицей, но и выдающимся астрономом и астрологом, с ней советовались величайшие инженеры Греции и Вавилона. Тогда изваяли ее статую — сфинкса, который дожил до наших дней. Полагаю, вы уже видели его двойника на дне Александрийской бухты среди развалин того, что некогда было великолепным городом.
Я повернулся к статуе сфинкса и узнал благородную горбинку носа, высокие скулы, характерный овал лица. Изваяние было точным подобием того сфинкса, что покоился под водой и убил мою жену. Но статуя, что теперь находилась передо мной, не несла на себе следов разрушения. Казалось, ее высекли только вчера. Черты ясные и четкие. Я повернулся к кровати. И, потрясенный, внезапно понял, как лежащий передо мной старик похож на каменное изваяние. Он был его мужской, более тяжеловесной версией, но ошибиться я не мог. Меня прошибла дрожь. Именанд, заметив мое состояние, слегка улыбнулся. Сделал над собой усилие и продолжил рассказ: