Карл очумело уставился на Веревия:
— Он, что здесь?
— Здесь, где ж ему сердешному быть-то? — развел руками в стороны купец, словно извиняясь, и поднялся с табурета. — Я спервоначалу, с перепугу, да сдуру к штольне батюшку подпустил. Святой отец сильно меня ругал, говорил, что грех теперь на мне страшный, потому как я ворота в Ад отверз по недомыслию. А Фильку, дескать, демоны, что в Аду обитают, порешили. Велел он мне его останки в гроб положить да и заколотить наглухо, после чего скоренько похоронить, как висельников да самоубийц хоронят, возле кладбищенской ограды. А саму дыру в штольню велено мне заложить и предать забвению, чтобы никто значит, про ее существование знать не знал, во веки веков. Но я не особо в это верю, в демонов, то есть. По мне так там внизу какая-то тварь обитает науке пока, что неизвестная.
— Где же есть мертвое тело? Вы его хоронили или везти сюда? — воскликнул в нетерпении Карл.
Веревий поднял свою огромную пятерню в успокаивающем жесте, после чего вышел из секционного зала. Карл тем временем нервно потер руки. Он не мог бы сказать со всей определенностью, что так сильно взволновало его во всей этой истории? Но чувствовал, что во всем этом присутствует какой-то тайный, пока еще непроявленный вовне, смысл.
В это время в секционный зал вернулся купец в сопровождении двоих бородатых мужиков самой бандитской наружности, которые внесли большой мешок из-под муки. Грубая мешковина была пропитана засохшей кровью.
— Куда его, хозяин? — спросил один из бородачей.
Карл молча, указал на свободный секционный стол, сделанный из дубовых досок.
— Поберегись! — предостерегающе воскликнул мужик, после чего содержимое мешка было с шумом вывалено на указанный стол.
Карл вытаращив глаза, в ужасе уставился на бесформенную гору окровавленных истерзанных человеческих останков возвышающихся перед ним на столе. Он искал ответа на вопрос, кто мог сотворить такое с человеческим телом? Но как Карл, ни старался, он так и не смог найти его.
Глава 9
Что и говорить Амон наконец-то повернулся к Крокодилу лицом! А не той частью тела, которой, сколько тот себя помнил, он обычно к нему поворачивался. Мало того что попавший к нему в лапы юноша оказался смазливым словно девушка, так у него при себе оказалась старинная золотая шкатулка явно украденная из какой-то древней гробницы. Парень весьма неуклюже врал, что-то насчет своего несуществующего барыги хозяина. Который, якобы, послал его с этим золотым ящиком и папирусом в Мемфис к вельможе, которого тоже, скорее всего, не существовало. Крокодил решил не торопить события, а для начала посмотреть, что находится в отобранной у парня коробке.
Со знанием дела, поковыряв лезвием бронзового кинжала в причудливом золотом запоре, Крокодил нетерпеливо откинул крышку коробки, провернувшуюся на массивных петлях. Его изуродованное лицо приняло недовольное, сварливое выражение. Внутри оказалось совсем не то, что он ожидал увидеть. Судя по весу, коробка должна была быть наполнена золотыми украшениями и драгоценными камнями, но вместо этого там, в специально сделанных для них гнездах покоились четыре маленьких сосуда из литого золота.
Выковыряв один из них своим узловатым пальцем, Крокодил поднес флакон вплотную к лицу, чтобы рассмотреть его получше. Вся поверхность узкогорлого сосудца была сплошь покрыта причудливой вязью иероглифов. Крокодил никогда не был силен в грамоте, поэтому лишь неопределенно хрюкнул, выражая этим свое разочарование. Горловина флакона была наглухо запечатана свинцовой пробкой, а сверху залита стекловидной смолой.
Задумчиво почесав флаконом, нос Крокодил посмотрел на плененного им парня.
— Что внутри? — задал он вопрос, тоном не предвещавшим ничего хорошего.
— Скорее всего это драгоценные благовония, которые предназначались для жены того вельможи о котором я уже говорил вам, мой господин, — испуганно пролепетал Абу, моля Амона чтобы его предположение оказалось верным.
— Благовония говоришь? — хмуро посмотрел на пленника Крокодил, после чего небрежно сорвал пробку с флакона своим кривым кинжалом.
Он уже собирался было поднести сосуд к своему носу, сплошь покрытому бугристыми шрамами, как вдруг с отвращением отбросил его прочь далеко в песок. При этом несколько капель пролились ему на голую волосатую грудь, а также на золотой ящик, лежащий перед ним на луке седла.