Через полчаса она уже звонила в дверь. Единственная странная деталь, которая бросилась в глаза, – ее джинсы. Их передняя часть была обычной, джинсовой, а другая, задняя, почему-то из красной ткани. Что у баб в голове, когда они напяливают на себя такие вещи?
Я вспомнил, что приглашен на день рождения, но идти туда не хотелось. Главной причиной был Харитонов. Он знал, что я буду там. Харитонов принадлежал к категории людей, с которыми всегда возникают проблемы. Ну, во-первых, ему было противопоказано пить. После двух стаканов виски он становился агрессивным и подозрительным. Любой выход с ним на люди непременно кончался или скандалом, или примитивной дракой. Он был переполнен своей значимостью и своим доморощенным представлением о справедливости. Набив очередной раз кому-то морду, без конца лез ко мне со стандартным вопросом: «Скажи честно, я прав?» Выходил в свет он всегда один, без спутницы. На вопрос «почему?» отвечал, не моргнув глазом: «Что я, идиот что ли, приводить с собой женщину для других?» Себя он почему-то представлял записным Казановой, хотя объективных данных для этого было маловато.
Короче, если мне и приходилось иногда видеться с Харитоновым, то я предпочитал делать это тет-а-тет, в основном чтобы не подвергать своих друзей или знакомых опасности.
Например, однажды, встретив Петрова, Харитонов долго и нудно рассказывал ему о своей любимой женщине, которую кто-то случайно застукал в ресторане с другим мужчиной. Закончив рассказ, он вдруг неожиданно спросил:
– Ну, и что, вы думаете, я с ней сделал?
– Не могу себе даже представить, – с улыбкой ответил Петров.
– Ну вот, а я… – Тут глаза Харитонова налились кровью, а губы задрожали.
– Что… вы? – насторожился Петров.
– Я ее побрил, а потом обоссал.
Разумеется, после такого признания Петров позвонил мне и недовольно поинтересовался:
– Как ты можешь общаться с такими людьми?
Ну что я тогда мог ему ответить?
Как бы там ни было, я решил, что все-таки поеду на день рождения и возьму с собой это существо в немыслимых двухцветных джинсах.
На улице я поймал машину, и мы поехали в ресторан.
Первая фраза, с которой она обратилась к Харитонову, как только мы вошли в зал, была:
– Почему ты со мной не поздоровался, когда мы встретились в караоке?
Я знал, что ее вопрос означал приглашение перейти к выяснению отношений не только с Харитоновым, но и с окружающим миром, включая официантов, гостей… со всем, что двигалось.
Харитонов был явно удивлен:
– А с кем я был?
– С каким-то мужиком.
– Я тебя не видел. А ты с кем была?
– С подругой.
Мои просьбы оставить разборки на другой день были пропущены мимо ушей. Поэтому, несмотря на долгие теплые тосты в адрес новорожденного, атмосфера за столом продолжала оставаться напряженной.
– Отвези меня домой, – наконец попросила она.
Мы вышли из ресторана, и я снова поймал машину.
– Я никуда без тебя не поеду! – громко заявила она, едва держась на ногах. – Кроме того, мне некуда ехать, у меня нет дома, купи мне дом…
Я понял, что спорить сейчас бессмысленно, и с трудом усадил ее в машину. Приехав к себе, расплатился с водителем и поблагодарил бога, что все закончилось. Но оказалось, что я поторопился. Она ворвалась следом за мной в подъезд, и мне ничего не оставалось, как подняться вместе с ней в квартиру. Там я указал ей на диван, ушел в свою комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Прошло, может, минут пять – десять, как она влетела ко мне.
– Что я такого сделала?
– Ничего… Просто давай спать, а завтра разберемся.
– Нет, мы разберемся сегодня, – с железным упрямством настаивала она. – Скажи, кто я для тебя?
Я молчал.
– Я тебя еще раз спрашиваю, кто я для тебя?
– Животное… – уже совсем потеряв терпение, сказал я.
– Я животное?! – с удивлением и ужасом воскликнула она и выскочила в коридор.
Я услышал грохот в кухне, как будто обрушились стены, но тупо продолжал пялиться в экран телевизора. Внезапно раздался истошный крик:
– Помоги мне!..
Я поднялся и пошел в кухню.
Она сидела на полу. Все вокруг было в крови. Кухонный ящик, в котором лежали вилки, ложки и ножи, валялся на полу и тоже был забрызган кровью. Ничего, кроме пустоты и жалости к самому себе, я не почувствовал. Единственный человеческий жест, на который в тот момент я был способен, это снять с брюк ремень и перетянуть ей порезанные руки. Потом, чтобы не видеть весь этот кошмар, я вышел из кухни и набрал телефон «скорой помощи». Когда вернулся, она пыталась мыть пол и стены, повторяя, как заезженная пластинка: