– Иду! – быстро откликается Марко на зов своей примадонны, жаждущей прикосновения его тонких сильных пальцев к своим крепким яблочкам хотя бы в процессе представления.
И он выходит. Смоляные кудри. Орлиный нос. Мужественный подбородок с ямочкой. Косая сажень в плечах. Амалия тает под его взором – так будет и со всеми представительницами прекрасного пола в зале, от знатной мэйс до вертлявой торговки-лоточницы, снующей с орешками и цукатами между рядов кресел и скамеек. И многие мужчины захотят быть похожим на бесстрашного обаятельного разбойника, забыв о том, что он всего лишь актеришка.
Но все они – и зрители, и актеры, и дюжие охранники, и зазывалы, и все-все не знают крайне важных вещей, тайну которых Марко Синомбре намерен пронести сквозь свою жизнь и затем прихватить с собой на тот свет.
Изначально не было никакого Марко Синомбре. У него от рождения совершенно другая фамилия, не имеющая отношения к прозвищу приютского сироты. Нет официального наследника знаменитого Гвидо, а завещание поддельное. А как же те самые полотна, спросите вы, холодея от возможной догадки, и будете тысячу раз правы. Только не произносите этого вслух, иначе театр останется без хозяина.
Гениальный маг-живописец, создавший множество декораций-сфумато, только что вышел из гримерки. Все картины, охраняемые дюжими парнями, – подделка, как и магические оттиски Печати Леонардо на них, указывающие на авторство великого Гвидо Алмазные Пальцы. А в личном кофре Марко Синомбре не три разрешенных Магистратом портрета, а десяток. Так, на всякий случай – вдруг придется круто изменить жизнь и исчезнуть. У самого-то Марко никакой Печати Леонардо нет и в помине, не имеет он права на магию сфумато, он преступник с точки зрения всех трех Храмов и гражданских властей заодно…
Спектакль начался. На сцене разворачивалась та самая безумная скачка, полюбившаяся публике. Слышались крики, рукоплескания, бурные восторги и сдержанные одобрения. А из полузатененной ложи, предназначенной для самых богатых и знатных театралов, за действием наблюдал один-единственный зритель, хотя ложа была рассчитана на десять персон. Он выкупил ложу за огромную сумму в триста гольдано – так же как сделал и вчера вечером. Крепкий старик в черных с золотом одеждах – смуглый, седобородый, с крючковатым хищным носом и властным, умным, полным колючей злой иронии взглядом. Была и третья составляющая во взгляде – тщательно подавляемое отчаяние. Его левая сухая кисть с узловатыми пальцами (безымянный был украшен брачным перстнем с турмалином) сейчас лежала на бордюре ложи, выступая из полумрака, как будто отрезанная от тела безвольная часть, но вот и она исчезла.
Старец убрал руку, досмотрел до конца сцену погони и высидел в ложе почти весь первый акт целиком, бдительно присматриваясь к игре Марко в роли разбойника и соблазнителя. А затем с достоинством покинул здание театра в сопровождении двух дюжих стражей в подбитых волчьим мехом плащах.
Глава 2
Хороший рыцарь – мертвый рыцарь
– Эолова башка! Как я устал!
Марко со стоном повалился на низкий диванчик в своих комнатах на постоялом дворе тетушки Элегии, старой девы с рейтарской выправкой, доставшейся этой достойной даме по причине сугубо отцовского воспитания.
Он имел полное право так говорить. В последний день гастролей Марко пришлось подняться в пять утра, поскольку, будучи хозяином всей своей театральной империи, он был обязан завершить массу важнейших дел, прежде чем приступить к исполнению главной роли в вечернем представлении. Он успел все: и расплатиться в лавках, и снести свои личные сбережения в парочку банков, где меняли золото на боны и именные выписки, и подмаслить кое-каких чиновников (если не задобрить их по мелочи, в следующий раз запросят за аренду городской недвижимости втрое больше), раздать указания всем своим подчиненным, чтобы каждый винтик в хорошо отлаженном механизме работал как положено. Тетушка Элегия, хозяйка постоялого двора, с удовольствием позволяла арендовать свои помещения для театра на весь сезон – от гостевых комнат до конюшни, – потому что пестрая актерская братия подчинялась железной дисциплине, установленной Синомбре раз и навсегда. Он не церемонился с нарушителями, рассчитывая в тот же день и выставляя вон из труппы, а потому нарушителей не было давно.