– Мститель, тоже мне! Марко, что делать с этим оборвышем?
Ничего не ответил Синомбре, только молча кивнул в сторону костра, откуда слышался женский и мужской смех, музыка лютни и арфы и струился такой вкусный запах позднего ужина – не только жареной курицы, но и сытной похлебки. Тощего мальчишку накормили и дали ночлег, будучи уверенными, что поутру недосчитаются какого-нибудь мелкого имущества, но… Утром Синомбре проснулся, поеживаясь, вылез из-под полога фургона и обнаружил, что ночной воришка яростно начищает его сапоги, оставленные около колеса. Да столь усердно, что вот-вот протрет дырку в дорогой галантской коже.
Вот так и остался Пабло при театре. Вырос, оброс здоровым и крепким юношеским мясцом, выполнял поручения, помогал с лошадьми и реквизитом. В Марко он души не чаял, готовый сорваться с места по первому зову. И, наверное, если бы вдруг всплыли темные делишки хозяина с незаконным сфумато, да узнай Пабло об этом, – легко дал бы себя изуродовать, отдав руки или глаза.
А вот сбе́гать на кухню он не успел и вернулся к хозяину с важным мальчишкой-посыльным в зеленом камзольчике. От кого пришел щеголеватый отрок, Пабло прекрасно знал.
– Марко! – кивнул он на посыльного и не удержался от того, чтоб не скривить непочтительно губы. – Тут к тебе от этой.
– Не от «этой», – надулся отрок так важно, что Пабло (посыльный едва доходил ему до плеча) захотелось пнуть того под зад, обтянутый зелеными же штанцами. – А от мэйс Оттавии!
Назвать Оттавию Вега «мэйс» можно было только из очень большой вежливости. Сия дама полусвета владела высоким и светлым палаццо и роскошным парком при нем неподалеку от постоялого двора Элегии, в восточной части города. Там были сосредоточены мелкие банки, игорные дома, лавки торговцев и… дома увеселений тоже. У Оттавии по вечерам собирались лучшие куртизанки Фьоридо, а также певцы, поэты, художники и прочие творческие личности. И настоящие господа благородного происхождения и дамы порой тоже – но часто с огромными предосторожностями и максимальным сохранением инкогнито.
– Вас приглашают на приватный спектакль, мессир Марко! – прогнусавил одетый в зеленое посланец, раздувшись от важности так, что желание Пабло относительно пинка существенно усилилось.
Синомбре же только прыснул в кулак, принимая на диванчике сидячее положение.
– Я такой же мессир, как красотка Оттавия – мэйс.
Выражение «приватный спектакль» могло означать что угодно – от чтения куртуазных баллад для какой-нибудь перезрелой вдовушки, жаждущей сугубо платонического общения, до исполнения коротких непристойных любовных песен по просьбе молодой прелестницы, сбежавшей под крылышко к Оттавии от старика-мужа – на один вечерок, под видом выезда к модистке. Второй вариант приватного спектакля часто заканчивался горячим интимным продолжением, а женщин Марко любил не меньше, чем театр, и они отвечали ему такой же пылкой страстью. За чтение баллад для почтенной аудитории платят звонкими гольдано, а талант Марко оценен по достоинству, тут пахнет кошельком с той же сотней. За непристойные песни воздают сладкими и жаркими объятиями. Всему свой гонорар в этом мире.
– Пабло, – подмигнул Марко, – готовь ванну и чистое исподнее! Стряпню тетушки Элегии оставим на утро, а сейчас пошли кого-нибудь в таверну к Марио за порцией морских гребешков на гриле да с перечным соусом. Мало ли что, я должен быть в форме.
Отрок в зеленом слегка поклонился.
– Что передать мэйс Оттавии?
– Передай, что мессир Марко прибудет через час.
Отрок поймал на лету брошенную медную монетку-купро и шустро исчез за дверью практически одновременно с Пабло, вслед которому летело напутствие:
– Да скажи, чтоб не вздумали класть в соус чеснок!..
Не хотелось бы испортить приватный спектакль чесночным выхлопом, подумал Марко Синомбре и поторопился совершить омовение. А то мало ли что может приключиться нынче ночью…
Он был дальновидно прав. Только ошибся в характере приключения.
Извилистые улочки, мощенные гладкими серыми плитами, покрытыми первым тонким ледком, коротким маршрутом привели мужчину в знакомый уголок города, где в обрамлении извилистых, одетых в кружево камня каналов раскинулся парк. Естественно, по пятам следовал верный Пабло, не расстающийся в темное время суток с крепкой дубинкой и длинным охотничьим ножом на поясе. Крестьянский сын, он не одобрял ночных похождений хозяина, будучи уверен, что у дорогих девок из роскошного квартала под юбками те же самые прелести, что и у размалеванных посетительниц придорожных кабаков, а значит, все это сплошное надувательство и пустая трата времени. Но решения и поступки хозяина не обсуждаются.