— Не самая лучшая пища для вашего организма.
— Я фнаю, — с набитым ртом ответила Евгения. — Но очень вкусная. Если хочешь…
— Нет, — мягко проговорил мужчина, — благодарю. Я уже сыт.
От вопросов, которые хотелось ему задать, кружилась голова. Быстро проглотив еду и запив её чаем, Женя, наконец, сумела задать первый:
— Как ты обо всём узнал?
— Считайте это моей интуицией. Я почувствовал.
— Спина заболела или что-то типа? — хихикнула девушка и тут же стыдливо повела плечами. — Извини.
— Несмотря на то, что моё тело в нынешнем воплощении не такое… юное, я не испытываю подобных проблем, — проворчал Оддманд, пробуя горячий напиток. — Я уловил ваши кошмары. После прибыл в этот город.
— А где ты жил раньше?
— Это не имеет значения. Я отправился вслед за вами в то… заведение, — он поморщился, — а после помог вам избежать гибели.
— Почему ты тогда не остался с нами?
— Было рано. Мне нужно было кое-что проверить, — покачал головой фамильяр. — Но сейчас ситуация не терпит отлагательств.
Он помолчал.
— Полагаю, у вас есть какие-то подозрения. Поделитесь ими.
Женя выдохнула и помрачнела.
— Да… Я думаю, что это…
Она запнулась, посмотрев на их с Лёшей фотографию, висевшую прямо над столом. Оддманд понимающе кивнул.
— Почему вы так думаете?
И тут Женя взорвалась. Чуть ли не задыхаясь, она торопливо пересказала фамильяру все события недельной давности. Бар, кошмары, запах гнилых яблок и сырости. Ритуал.
— Ритуал? — голос мужчины зазвучал тяжелее. — Вы же понимаете, что, учитывая нынешние реалии и ваши способности, проснувшиеся не до конца, это опасно? Высвобождаемая энергия может кого-то… привлечь.
— Но всё прошло хорошо!
Оддманд устало вздохнул и помассировал переносицу пальцами.
— Постарайтесь больше не повторять подобных ошибок.
Женя послушно качнула головой. Ей вовсе не хотелось расстраивать старого друга. Под его пристальным взглядом она чувствовала себя нашкодившим ребёнком, которого поймали на месте преступления.
— Почему ты работаешь в доставке? — внезапно спросила девушка, отчаянно стараясь увести разговор в другое русло.
— Я… — кажется, Оддманда этот вопрос застал врасплох. — Я не нашёл ничего другого.
— С твоим безукоризненным знанием истории?
— Я работал в университете, но меня уволили. — Мужчина пожал плечами. — Кажется, кому-то не понравилось, что я слишком рьяно исправляю исторические неточности.
— И рассказываешь, как помогал Марксу и Энгельсу писать их знаменитые труды? — хихикнула Женя.
— Вообще-то, я не только помогал, но и…
— Вот поэтому тебя и уволили.
Оддманд закатил глаза, а следом они оба рассмеялись. Как в старые добрые времена.
Было забавно и странно осознавать, что этот мудрейший человек сейчас занимался такой обыденной работой. Всё-таки жизнь страшно несправедлива.
— Тебе нужно встретиться с остальными, Одди.
— Обалдеть.
Соня бегала вокруг Оддманда, не зная, чему удивляться больше — тому, что Женя покинула свою квартиру впервые за всё это время, или тому, что она привела с собой столь представительного мужчину. Он стоял посреди Сониной квартиры, как какая-то экзотическая диковинка. Есения сидела в кресле с раскрытым ртом и изредка моргала, а Агата придирчиво изучала лицо Оддманда, выискивая хоть что-то подозрительное.
— А ты когда последний раз перерождался в человека?
— Двадцатый век.
— А, — Есения постучала себя пальцем по лбу, — работник театра. Я помню.
— Ну, тогда ты, конечно… По-другому выглядел, — пробормотала Агата, устало плюхаясь на диван.
— Это всё неважно, — Женя взволнованно замахала руками, — он может нам помочь, вы понимаете?
— Да? — Соня приподняла брови. — А почему нельзя было это сделать… ну, пораньше?
— Видите ли, — принялся объяснять Оддманд, наконец-то соизволив присесть. Весь его образ выражал такую аристократическую утончённость, что Евгения невольно выпрямила спину, — видите ли, я провёл некоторые… исследования. То, что произошло в прошлом, уже невозможно исправить.
— Но у Алексея же получилось! — в сердцах воскликнула Соня, и тут же добавила: — Или не у него.
Женю передёрнуло.
— Возможности убийцы для меня до сих пор остаются загадкой, — мягко ответил Оддманд. — Это не так важно. Важно то, что сейчас ещё есть возможность что-то сделать. Возможно, она единственная.