Вот, значит, как — вместо ожидаемых дорогих подарков, бриллиантов, шуб и отдыха на югах тайная обработка её матери, спасение от засора в раковине? Дэсмонд решил зайти с другой стороны и начал покорять не Эжени, а потенциальную тёщу? И мама, польщённая, мечтающая о лучшей доле для дочери и о внучке, наверняка за чаем с тортом пересказала Дэсмонду всю жизнь их обеих и если князь ещё чего-то не успел выяснить по своим каналам, то теперь-то точно может составить о ней полное досье.
— Мама, извини, я тебе позже перезвоню. Доброй ночи, — выпалила Эжени и, не дожидаясь маминого ответа, отключилась. Нашла в последних входящих звонках неизвестный номер и нажала вызов.
Длинные гудки показались вечностью. Наконец один прервался, и по уху ударила музыка, голоса и смех на заднем плане.
— Дэсмонд? — решимость испарилась разом, и собственный голос прозвучал неуверенно.
— Эжени?
Дэсмонд. Но тяжелые музыкальные биты оглушали, намекая недвусмысленно на неуместность её звонка, на неудачно выбранное время.
— Дэсмонд? — повторила Эжени.
— Да. Рад, что ты позвонила.
Сущность встрепенулась при звуках знакомого, пусть и далекого голоса, заворочалась снежным комом. Сердце отозвалось радостью смутной, робкой, и Эжени нахмурилась раздражённо, унимая непрошеные чувства, заволновавшуюся сущность. Не за тем она набрала номер, чтобы впадать в глупый девичий восторг, едва услышав Дэсмонда.
— Какого лешего ты пудришь мозги моей маме? Кто тебе вообще дал право заявляться к нам домой и врать маме, будто мы с тобой встречаемся?
— Хочешь сказать, мы не встречались?
— Три раза, Дэсмонд! Три! Ровно столько мы с тобой виделись, и не более!
— Но встречались же.
Дайте, боги, терпения!
— Ладно, в болото встречи. Однако мы не пара, ты мне не кавалер, не мой парень и, тем паче, не жених! Ты мне вообще никто! Поэтому больше не смей ни приходить к моей маме в гости, ни даже просто приближаться к ней. И веники свои дурацкие прекрати присылать!
— Ты только поэтому позвонила — наорать на меня? — в трубке послышался усталый вздох.
— Да!
— И всё?
— Всё.
— Уверена?
Он ведь не может прочитать на расстоянии её мысли, её эмоции, даже мимолётные, даже подавленные жестко? Не может же его солнечная, огненная сущность чувствовать снежную, томящуюся в тоске и ожидании?
— Да.
— Нет, — возразил Дэсмонд невозмутимо, словно и впрямь знал всё наверняка.
— Я уже говорила, ничего не получится, — повторила Эжени тише, спокойнее. — И ни цветы, ни увещевания моей мамы не изменят моего решения. Это моя жизнь и мой выбор и ни ты, ни кто-либо другой ничего не сможет с этим поделать.
Короткая пауза и грохот музыки. Вечеринка? Ночной клуб? Вечеринка в ночном клубе?
Какая разница?
— Какого решения? — уточнил Дэсмонд насторожённо.
— Поверь, так будет лучше для всех, — и огненная суть едва ли потянется, взбудоражит ту, которую ничто на этом свете уже не взволнует по-настоящему.
Кокетливое женское хихиканье, прозвучавшее вдруг в динамике, заставило поморщиться недовольно, а сущность ощетиниться ледяными колючками.
— Дэ-э-эс… ты ещё долго? — капризно вопросил незнакомый писклявый голосок. — Нам без тебя ску-учно-о…
Приглушённое буханьем клубной музыки шипение, возня, кажется, раздражённый шепот Дэсмонда.
— Я не вовремя? — спросила Эжени сухо.
— Не совсем… я на небольшом мероприятии и тут…
— Ну Дэ-эс… что ты злой такой? — не унималась неведомая девица и воображение услужливо рисовало разукрашенную блондинку с силиконовыми губами, надутыми обиженно, манерно.
— В просторечии зовется тусовкой. Клуб, музон, бухло и тёлки, — почти двухсотлетний реликт, князь, а всё туда же, ничему человеческому не чужд. — Что ж, не буду мешать, развлекайся, — и нажала на «завершить».
Положила телефон на обеденный стол и направилась в комнату. Работавшая за ноутбуком Алионор подняла голову от монитора, сняла наушники, посмотрела удивлённо.
— Что-то случилось?
— Да. И нет, — Эжени распахнула дверцу одного из отделений маленькой мебельной стенки, достала оттуда рюмку и початую бутылку коньяка. Поставила рюмку на край полки, налила до края и залпом выпила. Зажмурилась на секунду, чувствуя, как жидкость горьким лекарством обжигает горло. — Помнишь, мы всё недоумевали, почему Дэсмонд не предпринимает никаких решительных действий, предпочитая присылать веники и безделушки?
— Ну?
— Оказывается, он предпочёл обходной путь — через мою маму. Познакомился с ней, навешал лапши на уши, помог по дому, — где одна порция коньяка, там и вторая. Пятьдесят грамм, сто… двести — какая, к лешему, разница?