— Без «если», Эжени. Я тебя прошу, не надо за меня решать, устану я от тебя или нет, уйду или останусь, случится это через год или через полвека. Не надо прогнозировать плохой конец пути, даже не ступив на него, не надо отказываться от собственных эмоций только потому, что тебе кажется, будто так легче. Это не облегчение, а эгоизм и малодушие. О маме ты подумала? О том, что с ней стало бы, вернись ты другой? Все твои чувства умерли бы и дочерняя любовь в том числе. Однажды ты сочла бы, что мама лишь обуза, отнимающая твоё время, тебя утомили бы её укоризненные взгляды, неодобрение и осуждение. И ты спокойно, без малейшего сожаления забыла бы о ней, как забывала бы обо всём, что тебя не интересует. Я не преувеличиваю. Я навёл справки, насколько это было возможно в условиях дефицита информации. Те, кто поддавался зову, рано или поздно бросали старую жизнь, друзей и родных и уезжали на север. Многих из них больше никто никогда не видел. Я могу только предполагать, что с ними дальше делает Зима, но неужели ты на самом деле считаешь, что такой исход лучше возможности обжечься?
Эжени накрыла одну ладонь Дэсмонда своей, улыбнулась грустно.
— Я всё равно состарюсь, хочешь ты того или нет. Даже ты ничего не сможешь поделать с ходом времени.
— Смогу, — возразил Дэсмонд уверенно. — Подобные мне живут долго, очень долго, но во время брачного ритуала мы не только связываем себя с избранной нами женщиной, но и разделяем с ней наше долголетие. Учитывая мой возраст, в нашем с тобой распоряжении есть по меньшей мере один век на двоих. Или тебе мало?
— Нет-нет, просто я… — в шоке.
Мягко говоря.
Сто лет срок приличный, основательный, но…
— Эжени, давай для начала попробуем. Согласна?
Слова возражения замерли на языке. После всего просто взять и согласиться? Не слишком ли быстро?
Впрочем, на раздумья времени и так было более чем достаточно.
— Да, — ответ сорвался словно сам собой.
— Да? — с насмешливой дотошностью уточнил Дэсмонд.
— Да, — повторила Эжени.
Дэсмонд поцеловал бережно, нежно. Эжени ответила, обвила руками его шею, прижимаясь теснее, чувствуя, как стучит собственное сердце и в унисон ему бьётся сердце Дэсмонда. Щекоча радостным предвкушением, снежная сущность потянулась навстречу огненной, желая слиться, соединиться и не на один мимолётный раз, но навсегда. Вечно сгорать и возрождаться в его объятиях.
— Ты ей ничего не скажешь. И я буду молчать, и Дэс тоже, пока она сама не поймет.
— Почему это?
— Хочешь повторения на бис?
— Теперь ей и в голову не придет повторить! Ни сейчас, ни, тем более, потом!
Хмурое лицо и снисходительный взгляд из-под высохших прядей чёлки.
Раздражает.
Хоть и смотрится довольно забавно в бледно-зеленой простыне с розовыми цветочками, обернутой на манер древней тоги, пока мокрая одежда сушилась в ванной комнате. При других обстоятельствах Али, пожалуй, не удержалась бы от ехидного комментария. Всё-таки прежде на их кухне не случалось мужчины, прикрытого лишь складками пёстрой ткани.
— И она в любом случае рано или поздно узнает сама, — добавил Ройс и сделал глоток чая. — А пока не хотелось бы, чтобы начались истерики и обвинения Дэса в том, что он тащит её к брачному алтарю якобы исключительно по залёту.
Али состроила гримаску и отвернулась к окну за голубыми занавесками.
И скоро следующее полнолуние…
Конец