Но и это еще не все. У британской разведки с начала 30-х гг. был очень информированный агент в непосредственном окружении Политбюро ЦК ВКП(б) — в секретариате члена Политбюро Анастаса Ивановича Микояна. Об этом агенте имеются крайне скудные сведения. Известно только место его работы и то, что вербовал его один из сильнейших сотрудников британской разведки, региональный резидент в Центральной и Восточной Европе Гарольд Гибсон. Советская разведка дважды вычисляла этого агента. Первый раз еще в 1936 г., но тогда тесно связанный с антисталинским заговором нарком внутренних дел Ягода «утопил» этот сигнал в недрах своего ведомства. Вторично — уже в 1940 г., и на этот раз выдающийся ас советских спецслужб Л. П. Берия довел дело до конца и британского агента по суду поставили к стенке. С другой стороны, не следует забывать и того, что было сказано выше о самом Литвинове. Хотя он и был снят с поста наркома, но тем не менее был оставлен в НКИД на должности заместителя наркома и, естественно, по-прежнему как минимум немало знал, да и свои людишки у него остались на своих постах в комиссариате. Не всех же тогда уволили, когда НКИД возглавил Молотов.
Истории этого агента и Литвинова привлекают к себе особое внимание в связи именно с тем, что лорд Галифакс почему-то пошел на мелкое жульничество и запрятал телеграмму Линдсея до 22 августа, а затем появилась официальная глупость о том, что-де Центральный департамент МИД Великобритании не получал этой телеграммы аж до 22 августа. Понимаете, в чем дело?! Сколь неприязненно не относись к этой «святой лисе» британской внешней политики и дипломатии, нельзя в то же время забывать, что это был лорд, к тому же воспитанный в духе старых традиций английской аристократии. Ну, не вяжется сие с таким мелким жульничеством. Но тогда возникает совсем иной вопрос. А что должно вязаться? Так вот в том-то все и дело, что не является ли «фокус» Галифакса с этой телеграммой Линдсея чем-то вроде прикрытия факта получения срочной агентурной информации из Москвы от упомянутого выше агента или же от Литвинова. Кстати говоря, не следует забывать и о его женушке — Айви Лоу — не просто англичанке, а сохранявшей британское подданство англичанке, которая имела прямой доступ к высшему руководству Великобритании. Как, впрочем, не следует забывать и о том, что с начала 1937 г. британская разведка сумела заполучить доступ к советским дипломатическим шифрам. И, увы, многое что узнавала подобным образом.
Понимаете ли, в чем вся незаметная суть этой истории? Уж больно лихо адмирал Дракс именно 17 августа вякнул, что надо прерваться до 21 августа. Если учесть, что Молотов докладывал на Политбюро о своей беседе с Шуленбургом 15 августа 1939 г., то упомянутый выше агент в секретариате Микояна или тот же Литвинов (в том числе и через свою жену) могли об этом информировать своих британских кураторов уже 16 августа. И те, естественно, дали в Лондон телеграмму-молнию. А уже 17-го началась бешеная подготовка к тайному визиту Геринга. По крайней мере, такая хронологическая логика в данном случае выглядит более адекватной. И вот почему. Дело в том, что раскопавший историю с телеграммой Линдсея британский историк Parkinson Ft., автор изданной в Лондоне в 1971 г. книги «Peace for our Time: Munich to Dunkirk — the Inside Story», непонятно зачем акцентировал внимание на одном совершенно никчемном моменте. На том, что Галифакс, видите ли, незадолго до полуночи 17 августа отправил инструкции английскому послу в Москве Сидсу. Казалось бы, тут ничего такого не должно быть. Все министры иностранных дел делают это. И действительно, бывает, что и до полуночи засиживаются в своих кабинетах, особенно когда происходят важные международные события. Но вот ведь какая штука получается. Для того чтобы Дракс вякнул свое предложение о прерывании переговоров до 21 августа, он должен был получить прямое указание из Лондона, а передать ему это указание должен был только посол. Никого другого Дракс и слушать бы не стал. Следовательно, чтобы сказать такое, Дракс должен был иметь соответствующее указание от посла не позднее 13.00 17 августа. Потому, что заседание в тот день началось в 10 ч. 07 мин. утра и закончилось (включая 15-минутный перерыв) в 13 ч. 43 мин. Разговор о прерывании зашел только на последней стадии заседания того дня. Обоснование этого предложения было простое — необходимость получения дополнительных указаний и информации по польскому вопросу. Но ведь и Геринга хотели притащить в Лондон тоже из-за этого же!
О том, что упомянутый полет С. Коттона состоялся, свидетельствует записка заведующего политическим отделом министерства иностранных дел Германии Э. Вермана от 23 августа 1939 г.: