— Правее давай, — крикнул экспат, прижимая фуражку. — Правее!
Челидзе не услышал его, но, судя по всему, сам понял, что промахнулся, добавил оборотов винта и...
— Твою дивизию! — ругнулся в сердцах Дивин, когда сумел, наконец, отплеваться от набившегося в рот песка. Забитые пылью глаза резало, а по щекам катились слезы.
— На мукомола похож. Как ты считаешь, Вардан Эрнестович? — раздался за спиной насмешливый голос, и Григорий волчком крутанулся, поднося руку к виску.
— Товарищ майор...
— Вольно, лейтенант, вольно. — Хромов стоял в нескольких шагах в компании Багдасаряна и с недоброй улыбкой смотрел на экспата. — Расскажи, лучше, что за внешний вид у тебя такой? — Сам командир полка выглядел вполне прилично, словно передвигался по какому-то другому аэродрому. Или же пыль боялась садиться на Батю без специального на то разрешения. — Чего молчишь?
— Виноват, — нехотя произнес экспат.
— Конечно виноват, — согласился майор. — И то, что сам не пойми на кого похож, и то, что подчиненные выглядят будто анархисты. Банда махновцев, а не эскадрилья! Вот, взять, хотя бы, Челидзе! — Взгляд Хромова переместился за спину стоявшего перед ним навытяжку комэска и приобрел стальную жесткость, не предвещавшую ничего хорошего. Багдасарян неодобрительно хмыкнул, явно соглашаясь с Батей. — Как говорится, яблочко от яблоньки недалеко падает. В вашем случае, Дивин, разгильдяйство командира накладывает чрезвычайно плохой отпечаток на окружающих!
Григорий покривился. Он и сам знал, что обмундирование Реваза оставляло желать лучшего. Но начальник из отделения снабжения БАО, когда сержант пришел к нему со своим вещевым аттестатом, категорично заявил, что нового летного обмундирования на складе в данный момент нет. А когда завезут — неизвестно.
— Какой пример подчиненным вы подаете, товарищ лейтенант? — продолжал тем временем гневную нотацию Хромов, грозно нахмурив брови. — Герой Советского Союза, краса и гордость полка. Да что полка — бери выше — дивизии, фронта!.. Немедленно исправить и доложить! Выполнять!
— Есть! — вытянулся в струнку Дивин. Если Батя заговорил официальным тоном, то лучше не перечить, а то враз на «губе» окажешься — примета верная.
— Чего это он? — с опаской спросил Челидзе, глядя вслед уходящему комполка.
— Кто ж его знает, — вздохнул экспат. — То ли просто вожжа под хвост попала, то ли завел какой-то размундяй. Вроде тебя!
— Так ведь я докладывал... — начал было оправдываться сержант, но Григорий резко оборвал его.
— Умолкни, не доводи до греха! Дуй лучше сейчас к начвещу, передай, что я его очень сильно просил подойти к нашей землянке. Причем немедленно! Понял?
— А если он откажется?
— Откажется? — на секунду задумался лейтенант. — Вот что, передай ему, что это приказ комполка. Есть у меня одна мыслишка, — хищно улыбнулся Григорий. — Ну, чего встал, бегом!
Начальник вещевой службы, дородный капитан, приехал на полуторке через полчаса — пешком он ходить не любил. Отдуваясь и вытирая бегущие по лицу струйки пота, вылез из кабины, громко хлопнул дверью и с недоумением уставился на замерших в строю по стойке смирно летчиков и стрелков второй эскадрильи.
— Смрна-а! Равнение на капитана! — проревел Дивин, беря под козырек.
— Что... что здесь происходит?! — ошалело спросил начвещ.
Было от чего придти в изумление. Стоящие перед ним солдаты и офицеры выглядели точно компания беспризорников, щеголяя живописными лохмотьями, в которых с большим трудом узнавались гимнастерки, брюки, комбинезоны и сапоги — настолько они были заношены, порваны и давно потеряли первоначальный цвет и форму.
Зато на груди у каждого сияли натертые до блеска зубным порошком многочисленные ордена и медали. А у экспата еще и звезда Героя.
— Товарищ капитан, личный состав второй эскадрильи приветствует вас перед докладом командиру полка о ликвидации проблем с внешним видом! — четко доложил Григорий.
— Ка-какой ликвидации?! — обалдел капитан. — Что за цирк вы тут устроили?!
— Самой что ни на есть оперативной, — любезно пояснил лейтенант, подходя к нему поближе и не давая опомниться. — Майор Хромов приказал немедленно исправить положение с летным обмундированием. Вы же не хотите, чтобы я пригласил его полюбоваться тем, как выполняются его приказы в таком ракурсе? — Дивин показал на своих товарищей.
Капитан насупился и угрюмо буркнул:
— Нет у меня новой формы.
— Серьезно? — усмехнулся экспат. — Скажите, а вот я гляжу, гимнастерочка у вас из сукна генеральского. И бриджи. А про сапоги вообще молчу — в Москве у главкома авиации таких не наблюдал! Но... поведайте-ка, а положена ли вам подобная роскошь?! Вот им, — яростно оскалился Дивин, тыча пальцем в строй, — им положена, потому что они воюют! Мне — положена, потому что есть приказ об улучшенном обмундировании для Героев Советского Союза! А вот вам, — он смерил хватающего ртом воздух начвеща злым взглядом, — вам трибунал положен! Потому что нам врага нужно бить, а не заплатки на распадающиеся брюки ставить. Вы срываете нам боевые вылеты. А это... это трибунал!
— Да что вы такое говорите, лейтенант! — растерялся начвещ. — Какой трибунал? Прошу, давайте не будем горячиться, — капитан жалко улыбнулся, умоляюще сложив на груди пухлые ручки. — Я немедленно распоряжусь, чтобы в течении часа вам доставили комплекты новой формы. На всю эскадрилью! Договорились?
Дивин пару секунд помолчал, а потом нехотя буркнул с таким видом, будто делает своему собеседнику неслыханное одолжение:
— Ладно, договорились.
— Вот и чудненько! — засуетился толстяк, облегченно выдохнув и ища глазами водителя своей полуторки. — Сейчас все будет, сейчас.
— Товарищ капитан, — окликнул его Григорий. — Скажите, вы давно не получали наград?
Начвещ густо покраснел. На его гимнастерке болталась сиротливая медаль «За оборону Сталинграда».
— Давно.
— А хотите, чтобы данная проблема была исправлена?
— Конечно! Кто ж этого не хочет?
— Тогда мой вам совет: когда кто-нибудь обратится к вам с просьбой — удовлетворите ее. Попросят еще — снова помогите. И улыбайтесь!
— Не понял, — растерялся капитан.
— Довольные, сытые, одетые и обутые бойцы — вот ваша самая главная награда!
Глава 16
Григорий сидел в кабине своего самолета, ожидая команды на взлет. Штурмовикам предстояло поддержать наземные войска, атаковав гитлеровские резервы, которые немецкое командование спешно перебрасывало к местам прорывов.
— Слыхал, командир, — окликнул его Пономаренко, — говорят, что мы скоро перелетим на другой аэродром, вслед за нашими войсками.
— Да, — отозвался экспат, — есть такое. В принципе, правильно, поближе к линии фронта давно уже надо было переместиться, а то времени до черта тратим впустую, пока к цели идем.
— Так-то оно так, — вздохнул старшина, — но как представлю, что из нашей нынешней нормальной обжитой землянки не пойми куда переселяться придется, тоска одолевает.
— Брось, — засмеялся Дивин. — По жаре лучше шалашик смастерить или палатку поставить, да на свежем воздухе спать. Успеем еще под землей насидеться.
— Успеем ли? — грустно спросил стрелок. — Видел, какие потери у нашего брата? От полка рожки да ножки остались.
— Ты мне эти разговоры прекращай! — насупился экспат. — Воевать надо учиться, тогда и потери будут меньше.
— Опять ты за свое! — страдальчески застонал Пономаренко. — Народ уже тихо рыдает от твоей учебы. Ведь по ночам со своими разборами полетов всех доканываешь, спать не даешь.
— Зато у нас в эскадрилье потерь нет, — возразил лейтенант. — А все почему? Стараемся обмениваться опытом, берем на вооружение новые приемы, разбираем ошибки. Плохо, что ли? Ну а то, что допоздна сидеть приходится, так по-другому не получается — лето на дворе, день длиннее, а, значит, и полетов больше.