-- Лопаты крадут, сволочи! -- Васька развел руками.
-- Это твоя забота. У тебя увели -- ты уведи! Учить надо!
-- Э! Сюда давай! -- Васька замахал рукой шоферу.-- Подай назад!
Зинка подошла к Глебу.
-- Смотри! -- Зинка подставила ему ухо.-- Я думала, так... смола.
-- Смола!.. Мумие! Теперь это... сережки, золотые обязательно.
Она усмехнулась.
-- Можно серебряные,-- поправился Глеб.
-- А тебе за лечение?..
-- При чем тут здесь?..-- Глеб завертел головой.-- Женщине помочь...
-- Василий! -- не слушая его, крикнула Зинка.-- Что он у вас любит?
-- Сивуху!
-- Это все любят. Чего еще?
-- Охоту!
-- Не слушайте вы их.-- Глеб прямо закрутился от смущения.-- Пацаны неумные...
-- Охо-о-отник...-- соображая что-то, протянула Зинка.-- Ну да, ружье возит. Ладно, трудитесь.
Васька поглядел ей вслед.
-- Смотри, змей! -- Он погрозил пальцем Глебу.-- То-то я гляжу: ушки, теперь -- "что он у вас любит?"... Пока деньги не получим, ни-ни... Понял?
-- Да и после лучше бы Юлика направить,-- хохотнул Билов.-- Без пяти минут кандидат... Красавец...
-- Затаривать! -- оборвал его Васька. Не любит он, когда Билов выступает.
Юля встал у подножия кирпичной кучи. Глеб -- между стеной и кучей. Юля нагнулся за кирпичиной, потоптался, чтоб поудобней в развороте с разгибом кинуть кирпич Глебу за десять метров. Да так, чтобы не по ногам и чтоб не крутился. Чтоб кирпич летел прямо в руки.
-- Ты долго еще?!
-- Сейчас! -- Васька зашнуровал второй кед. На стену лезть -- только в кедах. А по земле бегать- наоборот, пожестче подошву, чтоб неровности не чувствовать.
Васька взлетел на стену, покрутился так, сяк...
-- Погнали! -- крикнул он Юльке.
Юлька наклонился в кучу, кинул.
-- Легче! -- крикнул Глеб.
Юля кидает плохо, потому что редко кидает. Утром чуть-чуть, пока Билов первый раствор не заведет, да после обеда -- опять же до первого. А так: кладет и кладет... Кидают в основном Васька с Глебом, у них уж отработано. Иной раз Глеб и не смотрит, куда кидает, а Васька ловит -- и все четко -- из рук в руки, без промахов.
-- Хорош! --орет Васька.
Теперь опять класть. Весь кирпич сработают -- опять затаривать. И так -- до темноту, пока не перестанет зудеть мешалка. Перестала-значит, дел еще на полчаса -- раствор в ящиках доработать. А Билов тем временем мешалку моет. Можно и не мыть, кто их моет! А здесь, на шабашке, мешалка -- все, ее чуть не кремом Юлькиным мазать надо, чтоб не заскорузла. Не помыл: раствор затвердеет -- наутро схватится, включишь -- а она не везет: мотор сгорел или шпонка полетела. Вот и умывает ее Билов ежевечерне и, помыв, еще лопасти вхолостую провернет. Конечно, не по своей инициативе. Он ее разок не помыл -- встала. Васька обещал наказать при расчете...
Юля вдруг перестал класть и с непонятным вниманием уставился на стену.
-- Плохо...-- пробормотал он.
-- Чего такое? -- забеспокоился Васька.-- Руки?..
-- Да нет... стена выперла...-- Юлька показал на выпятившуюся кладку.-Просмотрели...
-- Отвешивать чаще надо! -- Васька уже рычит.-- и на три ряда не гнать!..
-- Пузо, что ль? -- крикнул с подмостей Глеб. Он уже стяжкой сводил стены под крышу.-- Сейча-а-ас!.. -- И тяжело спрыгнул вниз.
Глеб долго кряхтел, ковыряясь в тайнике под досками,-- отыскивал кувалду. Нашел, наложил доску на кирпичный бугор и тремя ударами заподлицо выровнял пузо. А Васька уже на стене. Хоть и стена, а стоять-то не на чем. Он будто эквилибрист стоит на ней. Как его только кирпичом не сшибает? Обычный еще -- ничего, а вот два года назад в Смоленске шел кирпич самодельной выпечки, на два кило тяжелей обычного. Вот это да-а-а! Страх смотреть... Кувалда летит -- четыре кило! А Васька ловит и затаривает, ловит и затаривает... Тонкий, узкий, весь из резиновых мышц, потом помазанный, блестит на солнце, как мулат. Еще плавки до неприличия закатал -- Люське загар в Москву повезет. Морда ровная, спокойная, на Джека Лондона похож немного. И что язва -- никогда не подумаешь, только шрам над пупком, зашнурованный, как мяч волейбольный.
Работали до темноты. Васька решил на завтра весь периметр затарить. И нужды большой в этом не было. Просто не мог Васька остановиться. Как будто силы в нем прибывало, хотя пошел четырнадцатый час работы. Билов давно выключил мешалку, и сейчас они с Глебом вдвоем кидали кирпич в темноту, и только по шмяканью можно было определить, что Васька его ловит. Как только Васька переходил по верху стены на другое место, внизу Глеб с изнемогающим Биловым перебирались к следующей куче кирпича, ближайшей к Ваське. За Васькой по стене, чуть отступя, шел Юля -- ровнял стопы кирпичей, доводя их до максимальной высоты. Взошла луна.
-- Пожалуй, хватит,-- ровным голосом сказал Вася и спрыгнул со стены.
Билов где стоял, там и сел, прямо на битый кирпич, не чувствуя боли.
-- Так и надо всегда работать,-- забубнил Глеб.-- Может, лампочку тут приспособить?
Васька не слушал, оглушенный приливом сил, который у него всегда случался от такой работы. Он курил, поднося сигарету к губам подрагивающей рукой, и озирался по сторонам, смотрел, сколько сделали. Стены коровника были похожи в лунном свете на крепостные, проемы между стопок кирпичей напоминали бойницы.
-- Как в замке,-- пробормотал Васька.
-- Завтра кончу,-- сказал Юля.
Коробка -- четыре стены -- была почти готова. Мауэрлат уложен. Можно кран заказывать: стропила ставить. Глеб всю деревяшку уже напилил, сейчас скобами шьет. Стропила поставить, обрешетку и шифером покрыть -- неделя, не меньше.
Зинка еще велела побелить, но думать про побелку Васька не стал. Потому что точно знал: под завязку Зинка еще работенки подкинет. Деньги-то у нее!.. Хозяин -- барин.
-- Перекур! -- скомандовал Васька, взгрустнув от этих дум.-- Расскажи, Глеб, чего-нибудь...
-- Да уж все пересказано по сто разГлеб сел на доски, повел головой от дыма и наткнулся взглядом на Билова. Билов улегся на песок в плавках, потный, правда, уже не такой толстый, и чистым платком протирал очки. В волосах на груди у него застрял клочок газеты. Весь он был ярко-розовый: загорать у него не получалось, обгорал, шелудился и снова розовел.
-- Э-это... Я иной раз отдыхаю и думаю: может, и мне в бога заверить...
При слове "бог" Билов откашлялся и весь подобрался.
-- ...У меня тем более и протекции есть в религии... Парень с Цветного в Загорске монахом служит. Он меня к себе звал... Да некогда временно...
-- Да, Глебушка, дел у тебя, конечно... -- Билов снисходительно усмехнулся и даже не окончил фразу из-за очевидной нелепости возражения.
-- Вот у Билова к богу, любовь какая-то несерьезная: то он буддист, то, наоборот, христианин, то он этот... Чем так -- уж лучше и вовсе не верить. Гарик тоже хреново верит...
-- Этот-то еще откуда вылез? -- поинтересовался Васька.
-- Гарик? Монах, какой в Загорске. Он там и учился на холяву -- в армию даже не сходил. А сейчас ему в келью велят прописываться, а он -- наотрез: в Москве тогда прописка теряется, а у него на Цветном трехкомнатная, там только бабушке помереть осталось, и его целиком квартира... Все ко мне лезет: как быть? Склоняется уйти из религии... Вот я его место и заступлю... Коровник с вами дострою и определюсь туда. Спокойно, тихо, хорошо...
-- А выпить?
-- Поднесут. Мир-то небось не без добрых людей... Не все, Вась, жлобы, как ты... Я у них буду там на территории по хозяйству починять, то-се, мол, по плотницкому...
-- Ты стропила-то к завтрему добьешь? -- перебил его Васька. Сказал вроде так, одному Глебу, а всем ясно: подъем!
Билов со вздохом встал. Васька удовлетворенно посмотрел на него. Билов сперва ершился, не слушался с первого раза, советы давал. И обалдел, когда Васька ему прямо заявил: мнений твоих не нужно, твое дело раствор месить. Ясно? Не согласен -- будь здоров. И Билов смолк. Оскорбился и смолк.